Черная маска

— О, вам надо было видеть его до войны! Рэнни был таким веселым, таким общительным и легкомысленным, вечно что-нибудь придумывал. В то время в доме было полно людей — одни приезжали, другие уезжали, каждую субботу была вечеринка. Мальчишки — точнее, молодые люди — дурачились, девушки засматривались на Рэнсома. О, все было вполне невинно, а он никогда не замечал этих взглядов. Они все время танцевали и пели, разыгрывали шарады, устраивали любительские спектакли. На чердаке все еще лежат три чемодана, полных диковинных костюмов, которые они использовали. Я закармливала их воздушной кукурузой, печеньем и конфетами; мне все это нравилось так же, как и всем остальным.

— Скажите, а этот мальчик, Лайонел… Ваш племянник действительно не может без него обходиться?

— Не совсем. Лайонел — сын Брэдли. Его воспитала бабушка — Мама Тэсс, наша кухарка. Она служит здесь, в Сплендоре, вот уже тридцать лет. Не только отец Лайонела, но и его дедушка, и прадедушка были слугами у Тайлеров. Мальчик находился здесь, когда Брэдли оставил нас и пошел искать свободу. Раньше, когда Рэнни еще только поправлялся, он часто забывал, где он, что делает. И у Лайонела вошло в привычку отводить его домой, помогать одеваться и раздеваться, заботиться о нем. Этот мальчик мне очень помогает.

— Да, конечно, — пробормотала Летти. Тетушка Эм поднялась.

— Ну вот, что-нибудь еще вам принести? Стакан молока или, может быть, немножко моей смородиновой наливки? Как жаль, что я не могу предложить вам чего-нибудь покрепче. Вот уже много лет в доме нет спиртного. Бог свидетель, цены на него взлетели до небес.

Летти отказалась, и тогда тетушка Эм предложила приготовить другую комнату или даже отдать свою собственную спальню, если ей не хочется оставаться в этой. Летти поблагодарила за заботу и в конце концов убедила пожилую женщину, что она не собирается провести остаток ночи, не смыкая глаз и прислушиваясь к каждому шороху.

После, когда тетушка Эм ушла, забрав с собою лампу, Летти долго лежала с широко раскрытыми глазами посреди огромной кровати с балдахином. Она не была уверена, что ей следовало проявлять такую отвагу. От дуновения ночного ветерка, проникающего через раскрытое окно, занавески двигались, как бледные призраки. Дом был полон каких-то загадочных скрипов, а на улице, в кустах и зарослях палисадника время от времени слышалось тихое шуршание крадущихся неведомых животных. Летти подумывала встать и закрыть окно, но ночь была слишком теплой. Кроме того, ей не хотелось даже приближаться к окну. Она, конечно, совсем не думала, что Шип притаился за окном, чтобы снова схватить ее, но в эту ночь ее рассудок был не в ладах с чувствами.

Никогда еще за всю свою жизнь Летти не ощущала себя такой беспомощной, как в тот момент, когда Шип обнял ее. Никогда еще ее так не целовали: так настойчиво и в то же время так нежно…

На самом деле, если не считать поцелуев отца, когда она была маленькой, Летти целовал только один мужчина — ее жених, Чарльз Смоллвуд. Несколько раз он обнимал ее в укромных уголках и даже однажды весной возил за город, но, к счастью, кроме поцелуев, ни на что не претендовал. Надо сказать, ласки Чарльза никогда особенно не возбуждали Летти. Его губы всегда оставались плотно сжатыми, а возбуждение было так велико, что поцелуи приносили боль и оставляли чувство подавленности и протеста…

Летти резко повернулась на подушке и закрыла рукой глаза. Чарльз был мертв, убит при Манассасе. Ее брат, Генри, тоже был мертв — мертв и похоронен здесь, на Юге, куда он был направлен, чтобы проводить в жизнь политику Реконструкции. Мысль, что ее могли так взволновать поцелуи человека, который прострелил Генри голову, когда тот нагнулся, чтобы напиться из ручья, наполнила Летти болью и стыдом. Однако она никогда не лгала самой себе и не стала отрицать, что испытала в объятиях Шипа некое порочное желание. Если бы у нее были такие чувства, когда ее целовал Чарльз, она бы, наверное, не устояла перед его мольбами выйти за него замуж до ухода на войну.

Но с Чарльзом Летти всегда была холодна и благоразумна. Когда он терял самообладание и начинал умолять ее о близости, она напускала на себя высокомерие, надевала маску возвышенного целомудрия. Сейчас Летти могла признаться себе: такая холодность удавалась ей легко, потому что ее мало волновали прикосновения жениха. Вспоминая обо всем этом, она понять не могла, почему все-таки согласилась выйти за него замуж. Может быть, потому, что ей было семнадцать лет, а Чарльз выглядел таким солидным в военной форме? Кроме того, все ее подруги уже были помолвлены или даже успели выйти замуж…