Но его не стали слушать. Все в восторге от мира, предложенного маркграфом. Будь он волком, разве предложил бы он мировую? Значит, маркграф всего лишь лиса. И если собирается обвести их вокруг пальца, ничего у него не выйдет. Не на таких напал! А старому Любомиру важнее всего тысячи жизней, которые удастся спасти от верной гибели под стенами неприступной серой крепости.
На валу Любомирова замка стоит Крабат и думает горькую думу. Любомир назвал его Ратибором. Но Крабат ратует за борьбу вовсе не ради борьбы; просто он знает, что только мертвый волк не поступает по-волчьи. Стоит он на валу и мысленно видит такую картину: ползут по дорогам страны колонны солдат маркграфа, и виселицы, как грибы, вырастают на обочинах. Тучами слетаются на пир черные вороны: пищи у них теперь хоть отбавляй.
Раздел III
Свита у подножия скалы спешилась - надо же распить круговую чарку с безоружными слугами маркграфа, высланными навстречу гостям. А тридцать князей поскакали наверх в серую крепость. Безоружен был и почетный караул, стоявший вдоль дороги.
"Разве не лучше въезжать в эту крепость так, как мы сейчас, - с добром и миром?" - укоризненно сказал князь Любомир Крабату, скакавшему бок о бок с ним.
Но Крабат возразил, как отрезал: "Посмотрим, как мы из нее выедем".
Улыбнулся старый князь: "Мой юный Ратибор..." Голос его потонул в звуках фанфар, возвещавших о прибытии гостей. Выпрямился в седле Любомир и торжественно въехал в гостеприимно распахнутые ворота.
Стража у ворот безоружна, безоружны и солдаты, усеявшие стены крепости; на всех лицах написано любопытство - может, и не слишком доброжелательное, но, во всяком случае, не враждебное. По двору крепости, вымощенному грубо отесанными камнями, навстречу гостям движется маркграф со своей свитой. Тридцать князей спешиваются, тридцать пажей отводят лошадей в стойла.
"Благородные господа! - приветствует гостей маркграф. - Нынче такой день, когда солнцу приятно сиять на небе". Новый рев фанфар.
"Прислушайтесь к звукам труб, взгляните на яркие стяги, - говорит маркграф после паузы. - Я рад видеть вас у себя, и радость моя чиста и не замутнена посторонними мыслями. Этот день грядущими поколениями будет праздноваться как день мира!" Маркграф вынул меч из ножен и вонзил его в землю между камнями. Все приближенные последовали его примеру и один за другим вонзили свои мечи в землю.
"Конец войне, наши ножны пусты! - торжественно возглашает маркграф. - Добро пожаловать, благородные друзья!"
А день и вправду на редкость ясный. Солнце заливает светом площадь, и все видят, как князь Любомир вынимает из ножен меч - а меч тяжел, пожалуй, слишком тяжел для старого человека. Но маркграф знает, как знают и остальные, что еще и года не прошло с того дня, когда князь Любомир этим мечом разрубил напополам одного из рыцарей маркграфа с лошадью вместе.
Может быть, когда-нибудь потом барды воспели бы этот меч в своих песнях, все может быть. Но старый князь Любомир своей рукой вонзил его острием в землю между камнями, которыми вымощен двор серой крепости, и, значит, бардам не о чем будет петь. И видит солнце, как тридцать князей безоружными вступают под своды празднично убранного зала.
Но браслета на правом запястье одного из князей солнце не видит. А браслет этот волшебный - с ним князь неуязвим для всех мечей, кроме меча маркграфа. Зато оно видит, как у подножия скалы приканчивают безоружную свиту - приканчивают как бы даже бесшумно, ведь трубачи на стенах крепости все еще трубят в свои фанфары. Парадный зал празднично убран, но пуст. Не видно здесь столов, уставленных яствами.
Маркграф ведет своих гостей во второй зал, стены которого затянуты черным.
"В честь этого дня, - говорит маркграф, обращаясь якобы к Любомиру, но без видимой нужды слегка повышая голос, - в честь этого дня я хочу сказать несколько слов: отныне между нами и вами воцарится мир на вечные времена!" Сказано это было не слишком громко, да и не слишком торжественно, скорее даже со смехом. А смеялся маркграф потому, что после его слов черные стены зала внезапно ощетинились обнаженными мечами, а за мечами из стен выступили рыцари в черном. И прежде чем князь Любомир успел крикнуть: "Отомсти за нас, Ратибор!" или хотя бы только: "Нас предали!" - он уже нем и разрублен надвое - голова тут, а туловище там.
Маркграф уже не смеется, но еще усмехается - он заметил, что последний из безоружных гостей вырвал меч из рук черного рыцаря, в тот же миг пронзил его грудь и в мгновение ока к двадцати девяти заколотым добавил с десяток черных трупов.