Черная металлургия (Главы из романа)

- Видать, похуже. Была я у нашего, как его, Просвирина, что ли, говорит: "Под следствием"…

- Так, так, Параша… А скажи, у него приятелей новых не объявилось? Не ночевал у него кто-нибудь из чужих? - спросил Соколов по внезапно возникшему ходу мысли, который он не пытался скрыть от Прасковьюшки.

Она, видно, могла бы сказать больше о своем сыне, но многолетняя близость с Дементием Федоровичем помешала ей сказать неправду и в то же время ей не хотелось откровенничать при таком стечении народа. Она пожала плечиком и посмотрела на Дементия Федоровича уже с обычным своим выражением, в котором мелькнула веселая хитринка.

- Хорошо, Параша, я позвоню Перфильеву, - сказал Соколов, правильно назвав фамилию начальника Заречного отделения милиции, которую Прасковьюшка нарочито перевирала. - А тебя я вызову, может быть, на квартиру, тебе поближе будет.

- На прицеп, на прицеп! - закричала Соня, подхватив под руку Прасковьюшку и одарив на прощание майора таким взглядом темно-зеленых глаз, который говорил, что она, Соня, умная, опытная, недоверчивая, но майор ей нравится, хотя и не будет к ней допущен.

- Спасибо, Демушка! - успела сказать Прасковьюшка и ткнула майору руку щепочкой.

- Дементий Федорович, с нами? - обернувшись, сказал Крутилин.

- Нужно ему с нами, у них машины! - сказал Синицын, самолюбиво поджав губы: как человек приезжий, он не знал привычек Дементия Федоровича.

Хохоча и давя друг друга, они лезли в прицепной вагон с обеих площадок.

- Павлуша! Как мой Муса? - спрашивал Соколов о друге своей юности Нургалиеве: ему так не хотелось расставаться с этой веселой компанией.

- Муса - хорошо! - смеясь кричал Павлуша с подножки.

Трамвай зазвенел, тронулся и вдруг высек дугой белую искру из провода, мгновенно исчезнувшую в море солнечного света. И трамвай, переполненный людьми, выпирающими из открытых окон, подвисшими на всех четырех подножках, со скрежетом и звоном двинулся по проспекту Строителей, обгоняя майора Соколова.

VIII

Трамвайный вагон, везущий на работу рабочий люд, - это филиал все того же уличного клуба. Как ни странно, но в эти часы наиболее устойчивый контингент именно в этом филиале. На большей части пути следования трамвая публика почти не сходит, а только входит. Как же она размещается? Она уплотняется. Каков же предел уплотнения? Предела нет - по потребности!

Люди начинают сходить только у ближайших заводских ворот, потом они сходят уже у каждых ворот, и, когда остаются позади последние ворота, вагон почти пуст. Но этим уже некому воспользоваться, вагон идет обратно.

Трамвайный вагон, подобравший Павлушу, Вассу и всю их компанию, пересек площадь имени Ленинского комсомола и, пройдя еще несколько минут по этой возвышенной части города, начал спускаться к озеру.

На площадке говорили о болезни директора комбината Сомова.

- А вот Павлуша, - сказал Гамалей, - он, наверно, нам лучше скажет. - Всем известна была слабость директора комбината к мартеновским цехам - они были детищем Сомова и лучшим его детищем. - Где сейчас Иннокентий Зосимович, как он?

- Он в Кисловодске, - сказал Павлуша. - Если разрешили выехать, наверно, лучше ему.

- Что же с ним было все-таки? - спросил незнакомый Павлуше старый рабочий с лицом того темного цвета, который день за днем и год за годом незаметно откладывается на лицах людей, десятки лет работающих на горячем производстве.

- Сердце! - сказал Крутилин.

- У нас так рассказывают: он принимал очередной рапорт из цехов и вдруг опустился без сознания, - сказал Павлуша. - Хорошо, что Арамилев, парторг, был тут, не растерялся, сразу кнопку секретарю, а сам в трубку, спокойно, чтобы паники не поднимать: "Иннокентия Зосимовича срочно Москва вызвала, обождите, рапорт будет принимать Бессонов". И тут же по городскому - врача, а сам кинулся ему галстук снимать, освободил грудь, чтобы легче дышать. Правда, он скоро пришел в себя, хотел встать, но ему не дали, перенесли на диван.

- Переработка, конечно, - сказал Гамалей.

- Что у него определили, я этого не знаю, - продолжал Павлуша. - Ивашенко, главный сталеплавильщик, раньше ведь он был у нас во втором мартеновском, так рассказывал: его хотели специальным вагоном отвезти в областную больницу, но он отказался и остался дома. Он не верил, что с ним что-нибудь серьезное, привык быть здоровым, да ведь силища-то какая! - сказал Павлуша с восхищением. - Один раз он всех обманул, оделся, хотел поехать на завод, а шофер у него ездит с ним уже лет пятнадцать, отказался везти. Он даже накричал на него. "Уволю тебя!.." - "Увольняйте, говорит, а я не повезу…"

- Нам его потерять нельзя, - сказал старый рабочий, - его печать на всем, что мы тут сделали…

Павлуша, который начал рассказывать только потому, что был вызван на это, почувствовал, что старый рабочий сказал правду. Павлуша подумал о том, что его личный путь на производстве и в жизни мог бы и не быть таким путем, если бы Сомов среди больших своих дел не помнил о нем. И все на площадке заговорили о том же и начали приводить примеры, каждый из своей работы и жизни.