Черная метка

Лапойнт работал мышью и на клавиатуре, открывая и закрывая окна, используя настройки контраста и яркости, увеличивая и сжимая изображение. Он удалил фоновые шумы, или "мусор", как он их назвал, и мы начали различать волосяные поры, а потом – пунктир, оставшийся от иглы татуировщика. Начинал складываться рисунок. Из темноты выступили черные волнистые штрихи, ставшие шерстью или перьями. Черная линия с побегами лепестков превратилась в когтистую лапу.

– Что вы думаете об этом? – спросила я.

– Думаю, что лучше у нас не получится, – нетерпеливо ответил он.

– Мы знаем какого-нибудь специалиста по татуировкам?

– Почему бы вам не спросить своего гистолога?

Глава 21

Я нашла Джорджа Гара в его лаборатории – он извлекал пакет с ленчем из холодильника, надпись на котором гласила: "Не для пищевых продуктов". Внутри холодильник был испещрен пятнами от нитрата серебра и муциновой кислоты, в нем стояли реактивы Шиффа, малосовместимые с пищей. – Это никуда не годится, – сказала я.

– Извините, – заикаясь, произнес он, ставя пакет на стол и закрывая дверцу.

– У нас есть холодильник в комнате отдыха, Джордж, – напомнила я. – Вы вполне можете им пользоваться.

Он не ответил, и я поняла, что он, вероятно, стесняется заходить в комнату отдыха. Я глубоко сочувствовала ему. Трудно представить, через что он прошел в детстве, когда не мог говорить не заикаясь. Возможно, этим объясняется его увлечение татуировками. Может быть, благодаря им он чувствовал себя особенным и мужественным.

Я отодвинула стул и села.

– Джордж, можно задать вам вопрос о татуировках?

Он покраснел.

– Они меня восхищают, поэтому я решила обратиться к вам за помощью.

– Конечно, – неуверенно сказал он.

– Вы посещаете одного мастера? Настоящего специалиста с большим опытом?

– Да, – ответил он. – Я пойду не ко всякому.

– Он работает поблизости? Я спрашиваю, потому что мне нужно задать несколько вопросов, а мне не хочется попасть к темной личности – если вы понимаете, о чем я говорю.

– Пит, – не задумываясь, произнес он. – Это его имя. Джон Пит. Он хороший парень. Хотите, я ему позвоню? – спросил он, сильно заикаясь.

– Буду вам очень благодарна.

Гара вытащил из заднего кармана маленькую записную книжку и нашел номер. Дозвонившись до Пита, он рассказал, кто я, и по-видимому, Пит охотно согласился.

– Вот. – Гара протянул мне трубку. – Объясните ему все остальное.

Это оказалось нелегко. Пит был дома и недавно проснулся.

– Значит, вы можете помочь? – поинтересовалась я.

– Я видел достаточно много флешей.

– Простите, я не знаю, что это такое.

– Флеши – это трафареты. Знаете, которыми пользуются дизайнеры. У меня вся стена ими покрыта. Поэтому, я думаю, вам лучше прийти ко мне, а не мне к вам. Вы можете увидеть что-то дающее ключ к разгадке. Но предупреждаю, я не работаю по средам и четвергам. А пятницы вообще меня убивают без ножа. Я все еще прихожу в себя. Но вам открою, поскольку это важно. Вы приведете человека с этой татуировкой?

Он все же не понял, о чем идет речь.

– Нет, я принесу татуировку, но не человека.

– Погодите, – сказал он. – Ладно-ладно, теперь понятно. Вы срезали ее с трупа.

– Сможете это выдержать?

– Ну да, черт возьми. Я все выдержу.

– В какое время зайти?

– Чем скорее, тем лучше.

Я повесила трубку, повернулась и вздрогнула: стоя в дверях, за мной наблюдал Раффин. У меня было такое чувство, что он вошел некоторое время назад и слушал мой разговор. Я его не видела, так как находилась у стола, готовясь записывать. Его лицо было уставшим, с красными глазами, словно он пил полночи.

– Ты плохо выглядишь, Чак, – не слишком любезно поприветствовала его я.

– Я хотел отпроситься. Кажется, я заболеваю.

– Мне очень жаль. Сейчас распространяется опасный и заразный штамм, но он передается через Интернет. Называется "вирус шесть тридцать". Заключается в том, что люди спешат с работы домой и включают компьютеры. Если у них дома есть компьютеры.

Лицо Раффина побелело.

– Очень интересно, – сказал Гара. – Но я не понял, при чем здесь шесть тридцать.

– Это время, когда все подключаются к Интернету по домашним компьютерам, – пояснила я. – Конечно, Чак, ты можешь идти домой. Отдыхай. Я тебя провожу до машины. По дороге остановимся в декомпозиционном зале и захватим татуировку.

Я уже сняла ее с разделочной доски и поместила во флакон с формалином.

– Говорят, зима будет жуткой, – начал болтать Раффин. – Я слушал радио этим утром, пока ехал на работу, и там сказали, что ближе к Рождеству придут холода, а потом, в феврале, опять наступит весна.

Я открыла автоматические двери декомпозиционного зала и вошла. Здесь с одеждой "человека из контейнера" работали эксперт-трасолог Ларри Познер и студент нашего института.

– Рада вас видеть, ребята, – поприветствовала я.

– Должен признаться, вы задали нам задачку, – сказал Ларри Познер, отскребая скальпелем грязь с ботинка на лист белой бумаги. – Познакомьтесь с Карлайлом.

– Он у вас что-то преподает? – спросила я молодого человека.

– Иногда, – ответил он.

– Как дела, Чак? – проговорил Познер. – Что-то ты плохо выглядишь. Не заболел?