Черная моль

— Просто за этот вечер, — благоразумно поправила Эллочка. — А там посмотрим, что начнется.

В это время откуда-то сбоку до Перепелкина донесся удивленный возглас:

— Гляди! Ромка! Ей-богу он, собственной персоной! И, конечно дело, не один!

Перепелкин поднял голову.

Невдалеке за столиком сидел шофер с их фабрики Григорий Карасевич. Это был невысокий крепыш, смуглый, черноволосый, с усиками, одетый, даже на взгляд Перепелкина, с излишней крикливостью. Чего стоил только один галстук — явно заграничный! — где на красном фоне были разбросаны зеленые пальмы с обезьянами и розовыми женскими фигурками.

С Карасевичем была работница их фабрики. Лида Голубкова. Ее Перепелкин узнал тоже не сразу. Ярко накрашенные губы, как-то по-особому уложенные волосы, серьги, пестрое платье с глубоким вырезом у шеи, вызывающая улыбка и дерзкий взгляд — все это так не вязалось с обычным, скромным обликом этой девушки, с обычным выражением робости и тревоги, что сейчас Лидочку действительно трудно было узнать.

— Гуляем, Ромка? — весело подмигнул Карасевич.

— А как же! — охотно отозвался Перепелкин. — Милости прошу к нашему шалашу! Официанточка одна и та же, дозволит.

Карасевич охотно согласился. За ним последовала и Лидочка. Разлили вино, коньяк и чокнулись.

— За веселую жизнь всем вам! — объявил Карасевич.

— Жить надо уметь, — нравоучительно начал захмелевший Перепелкин. — По принципу «всех денег не заработаешь, всех девушек не перецелуешь, но надо к этому стремиться!»

— Ха, ха, ха! — звонко рассмеялась Эллочка. — Прикажете и нам следовать этому принципу?

— Ни в коем случае! — ревниво замотал головой Перепелкин, и, перебив собравшегося было что-то сказать Карасевича, он запальчиво продолжал: — Ведь я это к чему привел? К вопросу о том, что надо уметь жить. А то знаете, как бывает? «Умные на поезде катаются, а дураки под поездом валяются».

— Себя ты, конечно, сажаешь в поезд, и притом в классный вагон! — ехидно заметил Карасевич.

— А то как же! Не в твою же задрипанную «Победку» садиться! — отпарировал Перепелкин. — Вот пусть девушки решат, куда бы они сели, с кем?

— Я с Гришей, хоть в «Победе», хоть так! — горячо и чуть заискивающе ответила Лидочка, и Перепелкин, хоть был уже изрядно пьян, но все же отметил про себя эту странную интонацию: «Боится, что бросит он ее, что ли?».

— А я подумаю еще! — игриво заметила Эллочка.

— Я, брат ты мой, в этой «Победе» самого Свекловишникова вожу! — обиженно произнес Карасевич.

— Подумаешь! Нашел, чем крыть! — вошел в раж Перепелкин. — Да я, может, и его за жабры возьму! Все жулики! У меня на подозрении. Захочу — и посажу. — Он поднял сжатый кулак. — Вот вы все где у меня!

Карасевич даже задохнулся от злости. Ах, так! Этот тип еще насмехается над ним! Ну, ладно! Он ему мину подложит, не обрадуется. Все в удобный момент «самому» передаст. Жуликами обзывает, тюрьмой грозит! Ладно! Попомнит Гришу Карасевича!

Между тем Перепелкин уже рассказывал притихшим и испуганным девушкам жуткую историю с тремя убийствами, случившуюся якобы совсем недавно в Москве.

— Процесс сейчас идет, — важно закончил он. — Я там присутствую.

Девушек развлекал теперь один Перепелкин. Карасевич угрюмо отмалчивался. Когда же Перепелкин и Эллочка ушли танцевать, он подозвал официантку, торопливо рассчитался и грубо бросил через плечо Лидочке:

— Пошли, ты!.. Расселась!..

Так в тот вечер Перепелкин, сам того не подозревая, приобрел опасного врага, и неожиданно пророческим оказался первый его тост за начало новой, не очень, правда, «чудесной» жизни.

В один из дней следующей недели Перепелкину пришлось долго томиться на заседании комитета комсомола.

Обсуждался вопрос о состоянии спортивной работы на фабрике. По этому вопросу ожидали самого Свекловишникова, а также председателя фабкома Волину и заместителя председателя областного совета ДСО Огаркова.

Первым пришел Свекловишников. Это был тучный пожилой человек. Из-под черного халата виднелся неряшливый костюм, плохо завязанный галстук, жирно лоснилась бугристая, совершенно лысая голова, и только из больших, мясистых ушей выбивались густые пучки волос. Свекловишников, сопя, опустился на пододвинутый стул и обвел собравшихся маленькими, заплывшими глазками.

— Шумим, комсомол… — добродушно просипел он. В комнату влетела маленькая энергичная Волина, следом за ней появились Огарков и еще один человек, высокий, подтянутый, в куртке с «молнией».

— Вот, товарищи, тренер нашей борцовской секции, — представил его Огарков, — Василий Федорович Платов.

— Так будем начинать! — решительно сказала Круглова.

Все члены комитета прекрасно понимали, чем вызван этот неожиданный наплыв «начальства».