Лидочка долго сидела на диване, перебирая в руках косынку, ту самую, что подарил когда-то Карасевич (она теперь даже в мыслях называла его только по фамилии). Темные курчавые волосы ее были небрежно собраны на затылке, уголки губ нервно подергивались.
Неожиданно в комнату зашел Клим Привалов. Он внимательно, серьезно посмотрел на Лидочку и, обращаясь к Соне, спросил:
– Зачем Круглова вызывала?
– Зайди и спроси, – пожала плечами Соня.
– Я потом зайду, раз тут уже ждут.
И вышел. А Лидочка вдруг снова вспомнила свой разговор с ним, и ей впервые стало почему-то совестно перед Климом.
Из двери выглянула Круглова.
– Заходи, Голубкова, – сказала она.
Лидочка вошла. Круглова велела ей сесть около стола, сама опустилась в свое кресло, зачем-то переставила чернильницу, подвинула пресс-папье и, не глядя на Лидочку, сказала:
– Давай, Лида, поговорим откровенно.
Она умолкла, не зная, видно, с чего начать, потом, чуть покраснев, сказала:
– Между прочим, Лида, у тебя большая задолженность по членским взносам. Так нельзя. Это нарушение устава. Надо погасить из первой же зарплаты. Хорошо?
Лидочка безучастно кивнула головой. А Круглова, уже увереннее, продолжала:
– И вообще, ты оторвалась от организации, от коллектива. С этого все начинается, имей в виду. Всякие там… семейные и личные неприятности.
– С чего же они начинаются? – тихо спросила Лидочка, подняв на Круглову свои большие карие глаза, в которых навернулись вдруг слезы.
– Ну, как с чего, – неуверенно ответила Круглова, – с этой… с моральной неустойчивости, с отсутствия правильной перспективы в жизни.
– Перспективы, – горько усмехнулась Лидочка. – С чем ее едят, эту вашу перспективу?
– Я, может быть, не так сказала, – смутилась Круглова. – Но ты же меня понимаешь? Лида, давай говорить начистоту, – решительно произнесла она. – Расскажи, как ты живешь, чем мы тебе помочь можем?
– Ничем мне помогать не надо, – устало возразила Лидочка.
– Нет, надо!
– Нет, не надо!
– Надо. Я же знаю. Ну, чего ты скрываешь?
– Что вы знаете, что? – запальчиво спросила Лидочка. – Откуда вам знать?
– Сигналы получила. От актива.
– Ах, сигналы? Ну и сигнальте, сколько влезет! А мне плевать!
– Ну, Лида, – вдруг как-то жалобно произнесла Круглова. – Ну, ведь мне же надо знать, пойми. Я же секретарь комитета.
– А что мне с твоего секретарства? Я же сказала: членские взносы уплачу. Все! А в душу ко мне не лезь! Ясно? И без тебя тошно!
Лидочка вдруг вскочила, глаза ее смотрели сухо и зло.
– И идите вы все к черту! – крикнула она и выбежала из комнаты.
Круглова ошеломленно смотрела ей вслед.
На следующий день Лидочка решила вынести с фабрики еще одну, третью по счету, шкурку. Надежно запрятав ее в широкий рукав платья, она после окончания смены направилась к проходной.
Лидочка уже перевернула табель, когда перед ней неожиданно выросла тощая фигура Перепелкина. Растянув в улыбке длинные губы, он с изысканной вежливостью произнес:
– Прошу зайти в мои апартаменты.
– Это зачем еще? – испуганно спросила Лидочка.
– Требуется смена декораций. На фоне служебного кабинета крупно: он и она. Драматическое объяснение.
– Никуда я не пойду. Пусти, – попыталась оттолкнуть его Лидочка.
Но Перепелкин уже цепко держал ее за рукав пальто.
– Попрошу без эксцессов. Не создавайте массовок.
Выходившая с фабрики вместе с Лидочкой Аня Бакланова сердито крикнула:
– Эй, кавалер! Чего к девчонке прицепился? А ну, дай проходу!
Перепелкин весело возразил:
– Анечка, мечта моя, вас вызовут. В этой мизансцене вы не участвуете. Пошли, девушка, пошли.
В это время к ним подошел Клим, тяжелым взглядом измерил Перепелкина и коротко спросил:
– Ты чего это?
– Вот, Климушка, – начиная нервничать, пожаловался Перепелкин. – Я же при исполнении служебных обязанностей. Выборочная проверка. А они срывают мероприятие.
Клим как будто и не видел перепуганного, бледного лица Лидочки. Глядя куда-то в сторону, он с усилием проговорил:
– Веди, раз так. И баста.
В проходной уже образовалась пробка.
– Давай, служба, действуй, – поддержал Клима Женя Осокин. – Все законно, и обижать никого не должно.
Довольный Перепелкин провел Лидочку к себе в кабинет. Закрыв плотно дверь, он повернулся к девушке и насмешливо спросил:
– Сама отдашь или обыскивать будем?
– Чего тебе отдавать?
– Ну, ну. Все известно. У меня, знаешь, глаз – алмаз, насквозь все вижу. Так как же?
Лидочка молчала.
– Да ты не бойся, – вдруг заговорщически понизил голос Перепелкин. – Обойдется без суда и следствия. Я даже протокола составлять не буду. Просто отправлю на беседу к Свекловишникову, и все тут.
У Лидочки по впалым щекам потекли слезы, но она продолжала молчать.
– Да я тебе говорю: ничего не будет, – уже искренне стал уверять ее Перепелкин, тронутый немым отчаянием, которое отразилось на лице Лидочки. – Ну, провалиться мне, ничего не будет.
Через несколько минут в кабинет Свекловишникова под конвоем Перепелкина вошла Лидочка. На директорский стол была положена украденная ею шкурка, после чего Перепелкин вышел.
– Садись, голубушка, и рассказывай, как ты дошла до жизни такой, – мягко, по-отечески произнес Свекловишников.