Черная моль (сборник)

– Вот, детка, не скажу. Последние дни что-то ни один не заглядывал. А раньше-то и приезжали, и ночевали, и ванну принимали, бывало не отмоешь потом за ними. А я страшно обоятельная, все запахи чувствую.

– С вами-то он как, не обижает?

– Поначалу как приехал, то каждый день, почитай, скандалил. На кухне, в коридоре, в ванной все места делил. А последние годы что-то притих, даже на глаза лишний раз показываться не желает.

– Откуда же он взялся?

– Да в сорок девятом на курорте с Антониной-то познакомился, в Сочах там или Гагре, уж не знаю. Ну, в две недели и окрутил ее. Она-то уж в годах была, выбирать не приходилось, какой-никакой, а муж. А, говорят, после, – Полина Григорьевна хитро усмехнулась, – в заявлении каком-то писали, что на фронте встретились, боевая, мол, подруга она ему. Пыль, значит, людям в глаза пускали.

– Ну, а она как себя ведет?

– Глупая и жадная, ух, жадная. Матери родной в помощи отказала. А с нами все на дружбу лезет, свой нос в каждую щелку сует, в каждую кастрюльку. А потом муженьку докладывает. И послал же господь соседей.

Видно было, что Полина Григорьевна обрадована приходом гостя и возможностью поболтать с ним. Она рассказывала о своих болезнях, снах, о неприятных соседях и с какой-то особой нежностью говорила о своей жиличке Катюше. В ее рассказе Саша обратил внимание на одно обстоятельство – «визитеры» исчезли. Это ему не понравилось.

Разговаривая со старушкой, Саша вдруг услыхал, как за стенкой кто-то громко, с подвыванием зевнул, потом стукнула дверь, и по коридору раздались чьи-то тяжелые шаги.

– Барин встал, – поморщилась Полина Григорьевна. – Теперь свистеть начнет.

Спустя еще минут двадцать Саша поднялся и начал прощаться.

– Зайду теперь к вашему барину, – усмехнулся он. – Проведаю.

– Он, между прочим, страсть как посторонних пускать не любит, – заметила Полина Григорьевна. – Каждого сперва через цепочку рассмотрит.

– Ничего, бабуся, нас пустит, – весело ответил Саша. – Мы для него народ нужный.

Он вышел в коридор и постучал в соседнюю комнату, откуда доносились звуки настраиваемого приемника.

– Кто там? – раздался из-за двери грубоватый бас.

– Я к вам, инспектор собеса, – ответил Саша.

Дверь открылась не сразу. Купцевич, видно, раздумывал: пускать неожиданного гостя или нет? Наконец открыл.

Саша увидел перед собой высокого, толстого, еще молодого мужчину в майке и пижамных брюках, из которых вываливался большой, отвислый живот. Толстые и дряблые руки казались двумя немытыми окороками. Круглая голова была покрыта рыжеватым пухом. Настороженные светлые глаза угрюмо ощупывали посетителя.

Узнав, зачем пришел к нему инспектор собеса, Купцевич внезапно переменился в лице, громко расхохотался, приятельски хлопнул Сашу по плечу и объявил:

– Я, брат, тебя черт знает за какую зануду принял. Заходи! Сейчас мы чего-нибудь сообразим закусить и все такое. Можем фартовые пластиночки послушать, а хочешь – в картишки перекинемся. Ты же свой парень, я вижу, и фронтовик небось?

– А как же! – охотно отозвался Саша. – Свой, свой.

Он переступил порог. Спертый, тяжелый воздух ударил в лицо.

Большая полутемная комната была заставлена множеством вещей. Рядом с холодильником разместился громоздкий и неуклюжий сундук, дальше – высокий с зеркалом платяной шкаф, за ним матово поблескивал зеленоватый экран телевизора. На комоде стоял большой приемник с освещенной золотистой шкалой. Посредине над круглым столом висела дорогая люстра.

Прямо на скатерти стояли чайник и открытая консервная банка, валялись распечатанный цибик чая и переломанный пополам батон с изюмом. А около самой двери Саша увидел широкую, неубранную кровать с измятыми нечистыми простынями.

Купцевич, сопя, полез в холодильник и достал недопитую бутылку водки, потом извлек из-под кровати новенький патефон.

От водки Саша отказался, и Купцевич, заведя патефон, стал пить один.

Саша начал расспрашивать его о жизни, о здоровье, о занятиях. Купцевич отвечал возбужденно, то со злостью, то со смехом, сыпал ругательствами. Из его слов выходило, что человек он простой и добрый, очень болен, любит природу и не имеет друзей.

– Значит, ранения получили, – сказал Саша, просматривая пенсионную книжку Купцевича. – А вы у кого служили, в каком соединении?

– В разных. И не запомнишь. Я, брат ты мой, всюду кровь проливал.

– Работали-то вы по финансовой части. А что, на передовой все-таки приходилось бывать?

– А ты думал? Приходилось, все приходилось. Давай лучше закусим.

– Спасибо, сыт. Ну, а до войны вы чем занимались?

– Да что ты, ей-богу, прицепился? У вас там все мои анкетки лежат. В полном порядке. Вот еще бюрократы на мою голову, – вскипел Купцевич.

– Так это ж все для разговора. Должность такая, – примирительно заметил Саша. – А вот выпиваете вы зря. Или приятели такие, уговаривают?

– Какие там приятели! Брехня! Это они тебе небось наговорили? – Купцевич кивнул в сторону соседей. – Так я им… Подумаешь, раз в год кто зайдет.

– Фронтовые друзья?

– Ну, как сказать… ясно… – смешался Купцевич. – А этим я еще дам, – он снова оглянулся на стенку.

– Не советую. Милиция сейчас…