Черная молния вечности (сборник)

О, полночные танцплощадки моей юности! О, щемящее, медленно-жгучее танго из таинственных глубин Останкинского парка! О, как неудержимо влекло туда из душного общежития!

В зеленую поющую тьму, в ревнивое световое кружение.

Вперед! Без оглядки! И ничего не жаль – ни разорванных рубах, ни разбитых губ!..

И ничего не страшно, и плевать на подлые ножи, и на свистки милицейские!

К чертям – весенние заботы студенческие! К чертям – черновики с неверными строчками!

Жизнь – это любовь и музыка! Вперед, в вечность! А время пусть подождет!

И въявь вижу грустную улыбку Рубцова. Он отстает от нас, сворачивает к пивной возле платформы Останкино – и, прежде чем исчезнуть в ее смрадных недрах, кричит что-то ободряющее вослед.

А с танцплощадки навстречу нам летит в теплую тьму мелодия и слова:

«Под небом Парижа, под небом Парижа в вечерний час!..»

Увидеть Париж – и умереть! Какой красивый слоган. Увидели, но не умерли.

А Рубцову оставалось всего пять лет на всё про всё на этом свете. Но никто, кроме него, не ведал об этом. Но, быть может, сам Рубцов отказывался верить своим тяжким предчувствиям, ведь еще не было написано: «Я умру в крещенские морозы…».

Ведая неизбежное, он силился преодолеть свое яснознание, ибо оно владело им, но не принадлежало ему. Преодолеть прежде всего стихами. И не об этом ли замечательно и грустно он сказал:

И всей душой, которую не жаль

Всю утопить в таинственном и милом,

Овладевает лунная печаль,

Как лунный свет овладевает миром.

А иногда, наперекор всему, браво, игриво и бесшабашно прогнозировал свое грядущее:

Стукнул по карману – не звенит!

Стукнул по другому – не слыхать.

Если только буду знаменит,

То поеду в Ялту отдыхать.