Черная молния вечности (сборник)

– Какие ещё взносы? – набросился он на меня. – Нашёл, лопух, о чём думать! Теперь бизнес всюду, а ты – взносы! У тебя, случаем, нет клиентов на старые «волжанки»? Десять «волжанок» списанных могу предложить по отпускной цене. Давай наварим на пару сверху!

– Да откуда? Кто из наших сейчас при деньгах?.. – пробормотал я. – Все внизу варятся…

– А холодильники не нужны? – продолжал наседать пронырливый стихотворец.

– Да есть у меня холодильник, работает, – отбрехнулся я.

– А ты чем вообще занимаешься? – вдруг строго, как коммунистический парторг, вопросил приятель.

– Да вот, новую книгу стихов написал, издательство ищу.

– Ты что, совсем того?! Самоубийца, что ли? Сегодня писать стихи – всё равно что самоубийством заниматься! – презрительно рассмеялся в лицо бывший коллега – собутыльник.

– Надо же кому-то и самоубийством заниматься, не всем же «волжанками» торговать, – устало возразил я.

– Эх ты, тюря! – и приятель покрутил пальцем у виска. – Оглянись вокруг! – он обвёл рукой тусклое пространство. – Кончились стихи. Бабки надо делать. Зелёные! – и, безнадёжно плюнув мимо урны, замельтешил прочь.

…Сейчас я нередко вижу его на наших вечерах в малом зале ЦДЛ. Вот и сейчас он сидит в задних рядах и ухмыляется моим речам. Не знаю, сколько бабок он наделал за эти годы, но иногда он просит у меня на пиво, и я, естественно, не могу отказать такому всепогодному человеку. Вот и вчера не отказал. А завтра? Завтра тоже не откажу. Как-никак, а поэт, хотя и очень-очень хреновый. Но от поэта, пусть и хренового, ничего нельзя требовать, даже стихов.

Царство небесное Виктору Павловичу Кобенко и моему старшему другу Александру Алексеевичу Михайлову, тогдашним главарям нашего писательского Союза. Но ещё чуть-чуть, и остались бы мы при их главенствовании и без крыши, и без Союза, и без многих постоянных авторов журнала «Поэзия», завсегдатаев ЦДЛ, пьющих и непьющих. Многие бы, по словам хамоватой бабёнки, отписались – и навсегда!

Сейчас я желаю им всем здоровья и долголетия, ибо писатель на Руси должен жить долго. Но тогда, в тусклом девяностом, в преддверии великой Смуты, признаюсь откровенно, не о долголетии мне подумалось, а о противоположном. И даже стал созревать замысел бредовой статьи под названием «На закате поэзии русской». Тогда мне и в голову не приходило, что через какие-то пять-шесть лет я стану главным редактором единственного во всей России постоянного журнала «Поэзия», хотя о подобном издании мечтал ещё с юных лет.

Нам всё кажется, что проходит время, но проходит – жизнь. Проходит – и остаётся навсегда, ибо жизнь есть вечность. И тот, кто душой ощущает вечное, кто причастен к вечному, воистину живёт, а не просто выживает в яростном гуле времени. Мне посчастливилось встретиться с такими людьми в непростые годы жизни, и я рад, что нынче я с ними, а они со мной. Это Владимир Иванович Гусев и Владимир Георгиевич Бояринов. Это с их приходом в Московскую писательскую организацию гостеприимно распахнулись двери ранее неприступных кабинетов, ожили пасмурные залы ЦДЛ, зазвучали хмельные голоса поэтов, и многие из пишущих вновь обрели себя и не сгинули на кровавых перепутьях Русской Смуты.

Но не нужно думать, что всё переломилось и изменилось волшебным образом в одночасье, что журнал «Поэзия», который я ныне издаю под эгидой Московской городской писательской организации, возник из ничего на ровном месте, что наш дом на Большой Никитской из угрюмого полубесхозного владения, обрекаемого на утрату, как многое и многое из нажитой годами писательской собственности, станет родным домом московских и подмосковных писателей.

Кстати, о домах. Есть такая телепередача «Русский дом» и журнал с одноимённым названием. Так вот, наш коллега, заведовавший одно время литературной частью этого журнала, на вопрос, нужны ли «Русскому дому» стихи, высокомерно ответил: «Я принципиально стихов не печатаю!» Хотелось бы знать, что это за «русский» дом, которому принципиально не нужна русская поэзия. В России к поэзии особое отношение: что хорошо для поэзии, то хорошо и для России. И обходиться без поэзии могут только очень принципиальные люди, которым лучше не руководить литературой.

В своё время Достоевский сказал: «Если человечество спросят на Страшном Суде: „Где ваше оправдание?“, то оправданием будет бессмертный „Дон Кихот“». Наше оправдание – это русская поэзия, которую мы не дали уничтожить ни тоталитарной цензуре, ни людоедству псевдорыночных реформ.

Мы уже выпустили 21 номер журнала «Поэзия», это более 2000 публикаций современных русских поэтов, то есть практически каждый московский и подмосковный поэт имели возможность широко напечататься в журнале. Некоторым «активистам» удалось это сделать неоднократно, и приходится порой раз попридержать иных наших ретивых авторов. Но не более, чем на месяц, ну два… Ох, как же коротка память у некоторых наших творцов, безнадёжно ожидавших публикаций и обивавших пороги редакций в годы былые! Но поэт, он на то и поэт, чтобы печататься, – и от поэта ничего нельзя требовать, даже поэзии.