Никогда ещё закат не казался мне настолько прекрасным, величественным, захватывающим и подчиняющим каждую клеточку организма, каждую, даже малейшую, мысль. Я смотрела, ловя переливы цветов и оттенков. Мне даже показалось, что я и вправду слышу эту разноголосую музыку, о которой говорил источник. Зачарованная зрелищем, я не смела шелохнуться, даже когда всё закончилось и нас поглотил сумрак.
— Платок дать? — насмешливый, такой несвоевременный голос Равианикиэля разбил очарование внутреннего созерцания, когда я вновь, раз за разом, переживала эту бурю красок и отклик своих эмоций.
— Что?
— Платок, спрашиваю, дать? Нюни распустила. Хотя чего ещё можно ожидать от экзальтированной девчонки?
— Ничего подобного! — огрызнулась я. Зачем он влез и испортил всё впечатление? Теперь умиротворение и все те светлые эмоции сменились пошлым раздражением. Зачем показывать всю эту красоту, а затем насмехаться?
А Равианикиэль уже лежал, растянувшись на траве, и смотрел в тёмное небо, где зажигались одна за другой крохотные звёздочки.
— Что ты намерена делать в жизни?
— То есть? — растерялась я. Этот мальчишка прыгает с темы на тему, как бешеный кузнечик, абсолютно сбивая с толку очередным вопросом или комментарием.
— Собираешься вместе со всеми возвращаться в Город?
— Конечно. Я намерена закончить Академию и работать в одной из команд…
— И ты веришь в возможность подобных бредовых планов? — неподдельно изумился источник и заливисто расхохотался. Меня будто невидимой волной накрыло.
— Не вижу ничего неосуществимого!
— Я уже говорил, что ты слепа. Зато окружающие прекрасно всё уже просчитали. Тебе не дадут закончить Академию. Ещё пару сианов — и ты начнёшь входить в силу. Необученный источник — какая прелесть! — довольно мурлыкнул мальчишка. — Люцифэ пойдёт на всё, чтобы оставить тебя при себе и, по возможности укрепить удерживающий тебя поводок. Ведь ты — ключ его свободы, о которой он столько бредил. Варан предпочтёт избавиться от опасных брожений в среде учеников, сбагрив тебя в руки властей Города. Арион и Гроссер — тёмные драконы, начинающие понимать, с чем они столкнулись. Но вряд ли они согласятся так просто выпустить тебя из своих загребущих ручек. Оба амбициозны и с явными отпечатками тёмного прошлого на аурах.
— И как ты только дожил до такого возраста с подобным мировоззрением? Я бы давно уже удавилась от безысходности.
— До такого возраста… — эхом откликнулся Равианикиэль. — Сколько я уже живу, как ты полагаешь? — Источник повернул голову в мою сторону, и я физически ощутила жжение от его взгляда. Захотелось передёрнуть плечами или, на худой конец, хоть немного отодвинуться.
— Откуда я знаю?
— Ты предположи, а я поправлю, если что.
Чувствовалось, что вопрос с подвохом, но в чём состоит подколка, я не понимала. Наверняка, он просто старше, чем кажется на вид. Но зачем ему тогда, обладая такими колоссальными знаниями и силой, оставаться ребёнком? Ах, да. Часовщик что-то такое упоминал, но я не слишком-то прислушивалась тогда к его откровениям.
— Сианов сто, — предположила я, ничуть не веря, что мальчишка, лежащий в шаге от меня, может насчитывать хотя бы половину этого срока. Дару, выглядевшему приблизительно на столько же, сколько и источник, тридцать два сиана.
Мальчишка вновь залился неудержимым смехом. Я старалась спокойно пережить его очередную вспышку, отдающуюся мурашками на коже и желанием отодвинуться подальше. Похоже, ему всё-таки поменьше. Успокоившись, Равианикиэль ответил:
— Мне не сто сианов, и даже не тысяча…
— А сколько? — Мне показалось, что я ослышалась. Мальчик рядом внезапно погрустнел и подтвердил:
— Это правда. Паранойя у меня развилась с возрастом. И с тобой произойдёт то же самое.
— Сомневаюсь. Во-первых, уже потому, что мне столько не светит.
— Нас боятся и пытаются использовать в своих целях. Мы для других не живые существа, а вещицы «с характером». За всю свою жизнь я не встретил никого, кому бы не нужно было от меня что-нибудь. Нас используют, а потом дарят другим, захватывают и бросают, сочтя опасными. Они знают о наших силах и боятся нас, но всё равно пытаются использовать. Подумай об этом, Дарк. И приходи завтра на то же место, если, конечно, хочешь, чтобы я начал понемногу тебя обучать.
Я потом долго размышляла над сказанным Равианикиэлем. Я хотела не думать об этом, не вспоминать, но каждый раз, когда ко мне с улыбкой приближался Люцифэ или магистр Арион пытался заниматься отдельно, слова старика-мальчишки одолевали, как стая навязчивой мошкары, отравляя существование и убивая всякую радость общения.
— Что случилось? — не выдержал как-то Часовщик. — Дарк, ты изменился. И меня беспокоит грусть всё разрастающаяся в глубине твоих глаз. Ты устал. Но отчего?
— От себя. Давай не будем об этом.
— Нет, будем, — не отступил Люцифэ. Он провёл ладонью по моему лицу и попросил: — И можно я займусь твоей внешностью? Не надо себя так запускать.
— Ты о чём? — не поняла я.
— Увидишь, — улыбнулся Люцифэ. — И почувствуешь.
— Ты думаешь, я поступаю глупо?