Чёрная обезьяна

Включил свет, увидел свой носок, одинокий, в углу, какой-то весь скукоженный, словно его жевали, а потом выплюнули.

Присел рядом, попробовал его поднять, чтоб бросить в нестираное белье, но этот носок будто приклеился к полу.

Потянул сильней и обнаружил, что носок пяткой втянут в узкие прощелья вентиляционной решетки. Вырвал его – пятка была изъедена, наверное, крысами, заведшимися под полами. Они хотели втянуть кусок пахучей ткани к себе, но он не пролез. Сжевали то, что смогли.

Какое-то время зачарованно я смотрел на изъеденную черную пятку, держа носок на вытянутой руке перед собою. Он пах крысиной слюной.

Сплюнув прямо на пол, я вышел вон, стараясь не браться за дверные ручки и не касаться стен.

Никаких следов здесь больше не оставлю.

Набрал Альку, она долго не брала трубку.

Потом откликнулась, почему-то шепотом. Просто прошипела, без слов.

– Правда не сердишься на меня? – спросил я.

– Нет, – ответила она опять шепотом, помолчав.

– У тебя что, горло болит? – спросил я.

– У меня? – переспросила она и снова замолчала.

– Можно я приду? – спросил я.

– Ты? – поинтересовалась она.

Я спустился в метро, проехал по синей ветке, пересел на зеленую, затупил, перешел на красную, поднялся в город, пришлось идти пешком. Купил по дороге пива, две бутылки, темного и светлого, сразу вскрыл обе и одно запивал вторым.

Хотел еще раз набрать Алю, но еще издалека увидел ее в раскрытом окне. Шел на ее силуэт, стараясь не сворачивать. Перешагнул через заборчик, влез на детскую площадку, прошел посередь песочницы, игравшие там дети не заметили меня.

Аля вдруг свистнула мне из окна. Меня передернуло от этого женского свиста. Я и не знал, что она умеет свистеть. Я сам не умею свистеть. Она зачем умеет? Захотелось кинуть камнем в нее.

Вместо этого я пообщался с домофоном, с кнопками лифта и признался, кто я такой, глядя в глазок массивной Алькиной двери.

– Я к тебе насовсем пришел, – сообщил я, снимая ботинок одной ноги носком другой ноги.

Показался желтый носок.

– Я тоже буду пиво, – ответила Алька совершенно нормальным голосом.

Я качнул обе бутылки в руках.

– У меня отопьешь, – предложил, пряча бутылки за спину.

– Тебе что, пива жалко? – спросила она.

* * *

Черные носки случились со мной тринадцать лет назад.

Дух Верисаев с моего призыва положил на кровать свою пилотку – забылся. Этого нельзя было делать. Обычно у нас в наказание за подобное заставляли спать в пилотке всю ночь, но тут у деда Филипченко разыгралось воображение. Потому что какое это наказание – спать в пилотке.

Был час после отбоя на все дела, я мирно в несколько слоев подшивал постиранный и отглаженный воротничок этому самому Филипченко, привычно следя за тем, чтобы сверху было двенадцать стежков, снизу шесть и два по бокам. Количество стежков я давно запомнил благодаря литературе: «…идут двенадцать человек!..», «…кричит наш дух, изнемогает плоть, рождая орган для шестого чувства…», «…два были богача, и оба в тяжбе были…»

Мне так проще.

Число 730 не встречается в классической литературе, но и его мы запомнили. Оно с нами вошло в поговорку и выйдет боком.

Поговорка вот такая, говорить не перевыговорить.