Черная Орхидея

В парике она была похожа на комика из водевиля; единственное, что выглядело похожим, так это груди. Я снял куртку и начал расстегивать ремень. Что-то в ее взгляде меня остановило; тут я понял, что Лорен смущают мое оружие и наручники. Я хотел было успокоить ее, сказав, что я полицейский, но увидев, что такой взгляд делает ее похожей на Бетти, передумал и не сказал.

Она произнесла:

— Ты не сделаешь мне больно?

Я бросил: «Не разговаривай» — и расправил парик, убрав под него ее гладкие каштановые волосы. И все равно что-то было не так. Она по-прежнему выглядела как проститутка. Лорен бил озноб; вставляя в волосы желтую заколку для завершения картины, я чувствовал, что она вся дрожит. В итоге эта заколка лишь все испортила, порвав пряди сухих, как солома, волос и сместив парик на одну сторону, и девчонка стала похожа не на мою Бетти, а на клоуна с разрезанным до ушей ртом.

Я приказал ей:

— Ложись на кровать.

Лорен повиновалась. Вся в напряжении она легла, положив под себя руки и сжав ноги — дрожащий комок плоти. Парик почти съехал на подушку. Зная, что фото на стене помогут увидеть совершенство, которого я добивался, я сдернул простыни со стены.

И уставился на свой идеал — Бетти / Бет / Лиз; девчонка завизжала:

— Нет! Убийца! Полиция!

Обернувшись, я увидел, что взгляд ее застыл на фотографии с 39-й и Нортон. Метнувшись к кровати, я зажал девчонке рот, придавил ее своим телом и начал говорить отрывисто и сумбурно:

— Просто у нее много этих имен, но та женщина не хочет быть ею для меня, а я никак не могу забыть, и каждый раз, когда я пытаюсь, у меня ничего не получается, и мой друг свихнулся потому, что его маленькая сестра могла стать такой же, если бы кто-то не убил ее...

УБИЙЦА...

Мои руки на шее девчонки.

Я разжал их и медленно встал, вытянув ладони перед собой, показывая, что не желаю ей зла. Она попыталась что-то произнести, но не смогла. Она стала растирать шею в том месте, где ее сжимали мои пальцы, там виднелись красные отпечатки. Я отошел к стене не в силах что-либо сказать.

Мексиканский тупик.

Девчонка помассировала свою шею, в глазах появился ледяной блеск. Она встала с кровати и, стоя ко мне лицом, стала одеваться, взгляд становился все презрительнее. Я знал, что не смогу выдержать этот взгляд, поэтому вытащил из своего портмоне полицейский жетон номер 1611 и показал ей. Она улыбнулась, я тоже попытался растянуть губы в улыбку. Лорен подошла ко мне и плюнула на жетон. Дверь с грохотом захлопнулась, фотографии на стене заколыхались, прерывистым голосом я бросил ей вдогонку:

— Я поймаю его. Он больше никого не тронет. Я сделаю это, боже, Бетти, черт возьми, я найду его.

Глава 31

Продираясь сквозь кучевые облака, самолет летел на восток. Мои карманы были набиты деньгами, снятыми почти дочиста с моего банковского счета. Лейтенант Гетчелл купился на мою историю о тяжелобольном школьном приятеле из Бостона и дал неделю отпуска по болезни. На коленях у меня лежали материалы предварительного расследования, которое провела бостонская полиция, — все тщательно скопировано с досье из комнаты в «Эль Нидо». Был готов и перечень вопросов для допроса, а также карта Бостона, которую я купил в аэропорту Лос-Анджелеса. Когда самолет приземлился, я уже знал свой маршрут — Медфорд — Кэмбридж — Стоунхем — места из прошлого Элизабет Шорт, о которых не писали в газетах.

Я набросился на досье в «Эль Нидо» вчера днем, сразу же после того, как пришел в себя и начал понимать насколько был близок к помешательству. После первого беглого просмотра стало ясно, что продолжать расследование в Лос-Анджелесе бессмысленно, прочитав его еще дважды, я понял, что дело обстоит именно так, после четвертого прочтения я убедился в том, что если останусь в городе, то совсем свихнусь из-за Мадлен и Кэй. Я должен был куда-нибудь сбежать, и, если клятва, которую я дал Элизабет еще что-то значила, надо было бежать в ее сторону. И пусть это будет погоней за приведением, но она будет проходить на свободной территории — свободной от неприятностей, в которые меня ввергают мой жетон и живые женщины.

Перед глазами стояло лицо проститутки, перекошенное от отвращения; до сих пор чувствовался запах ее дешевых духов, казалось, она говорит, но яростнее, чем Кэй, обвиняя без прикрас: «Проститутка ты с полицейским жетоном». Вспоминать этот эпизод совсем не хотелось, будто я пал на самое дно и стал на колени — единственным утешением было то, что упасть ниже я уже не мог — тогда уж лучше ствол в глотку.

Самолет приземлился в 7:35 вечера; с блокнотом и сумкой в руке я первым спустился по трапу. Взяв напрокат в аэропорту «шевроле»-купе, я направился в центр Бостона, стараясь использовать оставшееся светлое время суток.

В моем блокноте были указаны адреса матери Элизабет, ее двух сестер, а также ее школы, ресторанчика, где она мыла посуду в 1942 году, и кинотеатра, в котором она работала в 1939 и 1940 годах, разнося сладости зрителям. Я решил, что сначала сделаю крюк от Бостона до Кембриджа, а затем поеду в Медфорд, где она разгулялась.