Черная Орхидея

       То, что должно расплющить сущность, размазать по беспощадному асфальту остатки достоинства, закрепить рефлекс отражения чужих желаний посредством собственных действий. Та самая грань, когда ужас делает тебя готовой на все, даже предугадывать чужие "хочу", тогда как никакого твоего желания не останется в принципе. Когда тебе однажды станет все равно, остаться жить придавленной осязаемыми цепями чужой власти к полу, или просто умереть, потому как окончательно утратишь себя в безжалостной череде одинаковых дней. Мир окончательно окрасится в черный цвет, и больше не рассмотришь в этом негативе никакого просвета, уничтожая свою душу в агонии не проходящей боли, забыв навсегда о слове "нет"...

       Это не так страшно. Сейчас я могу заявить со всей ответственностью. Нет боли. Нет засасывающей апатии. Ты дышишь. Ты чувствуешь. Ты пока просто тлеешь, но пламя разгорается все сильнее. Ты спокойно смотришь на того, кто тебя уничтожил. Ты даже можешь признаться самой себе, что у него самые захватывающие глаза из всех, что ты раньше видела. Что на его сильных ладонях по-прежнему переплетение запутанных жизненных линий, и что они, оказываются, могут не только разрушать, они могут даже лечить прошлое, накрыв собой твои сжатые кулачки. Без всякого протеста анализируешь дни, часы, секунды своей недавней агонии, с каким-то пока не опознанным прояснением разума понимаешь, что ничего ужасного в его выставленных требованиях вроде как и не было. И, когда протест пытается ослабевшей ладонью ударить в набат, с удивлением понимаешь, что не хочешь больше сражаться. Это не апатия. И не обреченность. И не подступающее безумие. Это холодный аналитический разум. Он все расставил по чашам весов впервые не слепой Фемиды в виде двух незыблемых постулатов - эта одержимость никогда тебя не отпустит, что, если принять ее и больше не бежать, и второго - впервые она не пугает. Словно слетела черная повязка с глаз, показав грани пирамиды с разных сторон. Так просто. Так спокойно. Даже с мыслью - а стоило ли это прошлого кошмара? Нельзя было сразу?

       Нельзя, Юля, нельзя. Он должен был уничтожить тебя, чтобы возродить заново. Это было не его решение и не его эгоизм, это был единственно верный путь, благодаря которому вы смогли выстоять на краю этой гибнущей вселенной. И, толкая тебя к обрыву, разве не подхватил он тебя у самого края на руки, закрыв своей непримиримой сущностью нестандартного защитника?

       Я не плакала целые сутки, нет. Я стирала остаточные файлы измотавшего прошлого, и они уходили из моей жизни вместе с этими слезами. Уже на пороге нового начала, ощущая глубину нового этапа, я подсознательно стирала оставшийся позади кошмар. Еще по инерции отшатывалась от его рук, скорее напуганная тем, что впервые в жизни хотелось самой доверчиво прижаться и склонить голову на плечо. Я рассмотрела то, что упорно отказывалась видеть, но пока еще щадила свою психику, чтобы в полной мере это сформулировать.

       Я сломалась. Но не верьте никому. Это не настолько больно. Это не самоуничтожение, это шаг навстречу чему-то новому, просто я еще пока не знаю, чему именно! Я подозревала, что вскоре может накрыть шквалом жуткого отходника, но каждое прикосновение его руки, шепот и аура непробиваемой уверенности гасила этот реверс в зародыше. Он всегда знал, что именно делал!

       Мне было легко с ним заговорить. Впервые начистоту и искренне... И мне это понравилось. Ненужная маска осталась за непонятной гранью, хотя я вряд ли была в данный момент готова вывести эту аксиому нового пути. Вряд ли даже осознавала в полном объеме, какого пика достигло ментальное единение, и что мое умиротворяющее спокойствие было следствием правильной рекогносцировки его сигналов. В них не было больше определяющей цели - сломать любой ценой, потому что эта самая цель оказалась так внезапно достигнута...

       Меня не страшила неопределенность, нет... Наверное, я бы сейчас нырнула с неизвестной ранее смелостью в любую неизбежность. Что это было, мои заданные ради простого любопытства вопросы - действием сильного успокоительного, стремлением услышать его голос или же просто бесхитростной открытостью? Я действительно желала знать, что будет дальше? Ничего плохого, скорее всего. Самое страшное осталось позади. Я все еще хотела боли? Не факт. Душа больше не пылала непроходящей агонией, даже успокоительное тут было ни при чем, стало быть, нечего было высекать вместе с кровью, вскрывая кожу в попытке добраться до душевного хаоса. Разве что он сам всегда этого хотел? Боль больше не пугала. Так и не познав ее до конца, я уже научилась ее не бояться.