Чёрная осень

Что-то не давало ей сидеть тихо.

А потому втайне, через подругу, были куплены несколько мешков с крупой, с мукой. И постепенно, с мальчиками, Прасковья переправила их в землянку.

Сколько пришлось приложить сил, чтобы зверье не добралось! Сколько потрудиться! Но...

Постепенно все обретало форму.

И очаг, сложенный из камней на скорую руку, и несколько горшков, и кое-какое тряпье, те же одеяла - хорошее Прасковья взять не решилась, а вот что поплоше, старое, драное...

Не слишком-то она верила, что этим придется воспользоваться.

Но...

Страх гнал ее вперед.

Тот самый страх, что побуждал запасать соль и спички, сахар и керосин, тот страх, который властно гнал ее прятать запасы, тот инстинкт, который приказал не покупать скотину - только овощи, зерно, то, что может долго лежать. И даже подруге Прасковья не говорила всей правды.

Надо, да...

Так случилось, у нее слюбилось, дело-то молодое... и мужа нет... потому и прячется, чтобы ворота дегтем не измазали. А деньги оттуда же.

Полюбовник дал, да приказал чего купить...

Не только себе, еще и ему.

Откуда деньги?

Да откуда ж ей знать? Перепало ей чего, и то уже хорошо...

Подруга приняла это вранье безоговорочно. И - Прасковья подозревала, рано или поздно она не удержится, понесет по селу. А и ладно!

Бабы за мужиками последят, за ней посмотрят, никого не увидят, да и отлипнут! Или скажут - бросил.

Слухов и сплетен Прасковья не боялась. Твердо знала, что муж в них не поверит. А хоть бы и поверил... сколько она его не видела? Уже не дней - лет! Тяжелых, каторжных...

Она тут не мед ложкой хлебает! А злые языки уж всяко не страшнее голодных детских глаз. Не страшнее пропавшего от голода молока, не страшнее просьбы твоего ребенка - даже не о мясе. О кусочке хлеба...

А ты его дать не можешь!

Всякое бывало в ее жизни...

Так что... Прасковья с мрачной решимостью прятала продукты, обустраивала землянку, и еще раз объясняла все детям.

Куда идти.

Что делать.

Зачем...

Да, она допускала все. И в том числе, что ее в какой-то момент не окажется рядом. Мальчишки справятся. Родня их не бросит, а вот так... оно все одно надежнее.

А часть денег Прасковья все одно спрятала. Даже не в избе - прикопала в сарае, в стайке с наземом... Положила в жестяную коробку от леденцов, завернула в платок, да и прикопала ночью, оглядываясь, чтобы никто не видел. Без света, при луне...

Мальчишки тоже о том знали.

Прасковья надеялась, что обойдется. Но с юга шли странные слухи, с севера...

И частенько, заходя в церковь, Прасковья ставила лучинку перед образом Творца. За тору Яну. Пусть Творец посмотрит на нее - и сохранит в своих ладонях.

Пусть у нее все будет хорошо...

Как же ей было страшно!

А зима неумолимо надвигалась.

Русина, Подольский округ.

- Солдатушки, бравы ребятушки...

Песня гремела и звенела в воздухе.

Илья со своим полком входил в Подольск.

Сражаться даже не пришлось - когда местный комитет Освобождения услышал про идущий к ним Кавалергардский Ее Величества Государыни Императрицы Анны полк, то... вульгарно удрал!

Пошло и скучно смотался из города с такой скоростью, что на лошадях не догнать. Да Алексеев и не собирался.

Его задача какая?

Идти на соединение с семнадцатым кавалерийский гвардии полком, принять командование на себя занять Подольский округ и удерживать до подхода основных сил.

Почему Подольский?

Да по самой простой причине - здесь одна из самых важных транспортных развязок. Считай, больше половины поездов проходит именно через этот узел! Именно через Подольск!

Перережешь Северную железную дорогу - и считай, оставишь освобожденцев без снабжения. Отбивать, конечно, будут, Илья не питал иллюзий. Но...

У него есть приказ.

Он будет держаться.

А потому первое место, в которое направился Илья - это к градоправителю. В шикарный особняк на центральной площади.

Не дошел.

Примерно за две улицы до особняка, Илья был атакован обтрепанным мужичком самого затрапезного вида, который кинулся ему в ноги.

- Господин, радость-то какая!

Естественно, напугал коня, естественно, Илье пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать жеребца. Не то, чтобы дурака жалко, но конь потом нервничать будет, и копыта отмывать...

- Ты с ума сошел, что ли, дед!?

- Господин, счастье-то какое! Пришли!

Дед выпрямился - и вцепился в упряжь коня.

- Мы уж и не ждали, и не чаяли, и тора, как на глазах, таяла, а вы пришли...

Илья понял, что лично ему счастья не видать - и смирился. Посмотрел на деда, спешился.

- Давай, рассказывай.

***

Савелий Лукич, он же дед Савва, был дядькой прежнего градоправителя - тора Измайлова. Воспитывал тора с малолетства, любил, как родного, а уж когда тор женился, когда у него дети появились, когда его градоправителем сделали...

Счастье - было!

Ага, а потом пришли освободители паршивые...

Собственно, дед Савелий крыл их такими словами, что услышь его освобожденцы - мигом бы отказались от своих идей. Какое там освобождать - догнать и запинать нахала!

А то ж!

У него дом, семья, считай, сын, дети и внуки... и его кто-то освобождать будет? Да тьфу на вас, уроды подболотные!

Пришли...

Тора Измайлова расстреляли.