Черная пантера из Шиванипали

Вырезку этой статьи получил в Африке и Джим Корбетт. В феврале 1955 года он писал мне: «В свое время сильная оппозиция, защищавшая интересы охотников, всячески старалась помешать организации парка. Как только Хэйли ушел в отставку, территория парка была урезана со 180 до 145 квадратных миль… Теперь, когда руководство Уттар-Прадеша заинтересовалось дикими животными, можно ожидать, что парк будет восстановлен в его первоначальном виде. Ваша статья, безусловно, стимулирует интерес к диким животным… я получил вырезки с Вашей статьей со всех концов света. Продолжайте это доброе дело, у диких животных много врагов и мало друзей».

Вскоре Джим Корбетт скончался. Я послал вырезку из его письма насчет возвращения отобранной у парка площади в соответствующие инстанции. Надеюсь, что руководство штата примет все меры для расширения и строгой охраны этого прекрасного парка.

Сейчас предполагается запрудить Рамгангу, в результате чего как раз у границы парка образуется озеро в 18 квадратных миль. Главный директор и я попытались сделать все возможное, чтобы озеро было передано в ведение парка.

В 1957 году парк Хэйли был переименован в память великого охотника, натуралиста и писателя в Национальный парк имени Корбетта.

Глава двенадцатая Олень хангул

Один из красивейших пейзажей открывается близ западной оконечности высочайшей в мире горной цепи; большой интерес представляют и некоторые обитающие там животные.

Даже исключительно живописные парки Северной Америки не могут затмить великолепия гор и речных долин Кашмира. Я проверил это на себе. В 1957 году, когда я был в Соединенных Штатах и Канаде, дикие цветы в Национальном парке Гранд-Титон были необычайно хороши, но все же, вернувшись в Кашмир, я еще раз понял, что его по праву называют земным раем.

Много раз я бывал в Кашмире. И в свежие, ясные весенние дни апреля и мая, когда на конкурсе красоты, устраиваемом природой, альпийские цветы оспаривают право на почетное место у королевских лилий и диких ирисов, и позднее, когда склоны гор сплошь усыпаны цветами шиповника.

В августе и сентябре лето в Кашмире в самом разгаре, но выше, в горах, еще стоит весна. А в октябре и в ноябре красота угасающего пламени чинаров, завезенных сюда могольскими императорами, не поддается никакому описанию.

Как сказал один могольский поэт: «Если есть на земле рай, то он здесь, здесь, и только здесь».

Сринагар, расположенный примерно на высоте 5000 футов над уровнем моря в долине Кашмира, — место засушливое и скучноватое. Но он является важным исходным пунктом для восхождения на горы и экспедиций в долины рек. Здесь есть гостиница и палатки, и, живя в них, можно наслаждаться всеми благами природы.

Приезжая в Кашмир, я всегда занимался вопросами возможности сохранения обитающего здесь хангула, или кашмирского оленя. Это животное — местный подвид благородного оленя, и махараджи Кашмира заботились о хангулах, считая их «королевской дичью». Полвека тому назад хангулов насчитывалось, вероятно, тысяч пять, но в 1947 году их численность не превышала двух тысяч, а в последующие годы их количество сократилось до трехсот.

В апреле 1957 года с помощью местных властей я провел грубый подсчет хангулов и пришел к заключению, что их число уже увеличилось до четырехсот.

На зиму олени покидают высокогорные пастбища и спускаются в Нижне-Дачигамский заповедник и в другие места; по грубым подсчетам, проведенным в 1957/58 году, количество их было определено в пятьсот пятьдесят голов. Но в ноябре 1960 года я пришел к заключению, что в действительности хангулов осталось не более 250. В августе 1962 года я собрал еще менее утешительные сведения — количество хангулов вновь уменьшилось, теперь их насчитывалось всего 175–200. Небольшое число хангулов сохранилось еще в северном Чамбе (район Химачал-Прадеша), и, насколько известно, охрана этих животных поставлена там хорошо.

Хангулы, известные у охотников под названием «барасингха», сбрасывают рога в марте и в начале апреля, перед переходом на летние пастбища. У меня сохранились прекрасные воспоминания об «охоте» за ними с фотоаппаратом. Это было в Нижнем Дачигаме в апреле 1957 года, в пору появления первых весенних цветов. Их разноцветные головки еще только начинали проглядывать сквозь остатки снежного покрова.

В сентябре того же года я поднялся из долины реки, расположенной на высоте 6000 футов, до высоты 11 000 футов и оказался в районе Сангергулу в Верхнем Дачигаме. Передо мной открылся чудеснейший вид: альпийские луга, покрытые цветами, уже слегка тронутыми увяданием, смешанный лес из березы и голубой сосны и вдали — пасущиеся дикие олени.

В ноябре стада возвращаются в Нижний Дачигам, и к этому времени рога у оленей становятся совсем твердыми. Однажды мне удалось быть свидетелем того, как самец с великолепными рогами, сопровождаемый самками, телятами и молодыми оленями, прокладывал путь через густые заросли ивняка. Сфотографировать их было невозможно, но я стоял как зачарованный и не мог оторваться от этой картины.