Черная Пасть

- Тогда иди, - с пониманием и ласково сказал мне Юрий Олеша. - Иди!..

Он заглянул мне в лицо своими умно-пытливыми, добрыми и усталыми глазами. Обнял. Поцеловал...

- Иди!..

Из крохотной прихожей с двумя швейцарами, вешалкой, трюмо и приступочкой для чистки ботинок он удалился так же быстро, как и вошел. Я проводил взглядом его невысокую, широковатую и чуть сутулую фигуру с приподнятыми плечами.

Он ушел, не оглядываясь... Это было правилом Юрия Олеши: не оглядываться... И он не раз говорил об этом.

Старик на вешалке тоже посмотрел Олеше вслед и сказал:

- Заходите... Юрий Олеша будет всегда!

* * *

...Московский старец так и сказал: "Юрий Олеша будет всегда". В этом большая правда. У меня хранится письмо Юрия Олеши, которое он прислал писателям Туркмении в ответ на поздравление его с шестидесятилетием. Я часто перечитываю это письмо. Искренне, неподкупно олешевское откровение, - и слышу его живой, беспокойный голос...

"Мои дорогие друзья!

Вы понимаете, какое чувство благодарности, любви, уважения и товарищества по отношению к Вам вызвало у меня Ваше послание.

Спасибо за поздравление! Жаль, что из тех товарищей, славные имена которых стоят в телеграмме - хотя бы нескольких нет в Москве. Мы бы подняли бокалы за остальных, за Туркмению, за Ашхабад, за служение литературе - за молодость, черт возьми, за красоту и силу!

Я мало сделал за эти долгие годы работы. Но это не потому, что я ленился, а потому что я немного одержим идеей совершенства. Мне часто перестает нравиться то, что делал, скажем, сегодня. Я бросаю, начинаю сначала, мучаюсь, зачеркиваю - в результате груда рукописей  (которую, кстати, видели Кара Сейтлиев, Аборский) и мало результата - книги нет! Конечно, мания совершенства это плохо. Тут есть и тщеславие. Мне только хочется сказать, что в этой мании есть здоровое начало: хочется писать хорошо, во всю нагрузку.

Будем писать хорошо! За Вашу поэзию, товарищи, за Вашу прозу, драматургию - за Вашу литературу, яркую, как Ваше солнце, строгую, как Ваши ковры, сочную, как Ваши дыни, сильную, как Ваши кони! Целую и обнимаю Вас всех старый Олеша

Юрий Карлович-ага. Москва, 2 апреля, 1959 года".

* * *

...Когда Сергей Брагин дочитал до конца это трогательное и доверчивое письмо Юрия Олеши туркменским друзьям, то даже вздохнул от неожиданности: оно показалось до того близким и знакомым, что он удивленно еще раз перечитал, потом порывисто встал и принялся ходить по комнате... Не сразу Сергей уразумел, что эти необыкновенные записи, сам того не замечая, он перечитывал, не отрываясь, уже в третий раз... Чародея слова Юрию Олешу жизнелюбец Сергей Брагин чуть ли не боготворил, и ему как-то не верилось, что Виктор Пральников знал Олешу так близко и мог поведать о нем такую человеческую простоту, которую никто и никогда еще не рассказывал. По крайней мере Сергей Брагин не читал такого и не слышал, хотя имя острослова и мудреца Олеши чуть ли не легендами овеяно и о нем до сих пор ходят побасёнки и анекдоты, подобно веселым сказаниям о Ходже Насреддине.

Позвонил из редакции Виктор Степанович. Обещал скоро приехать. Сергей ходил по комнате и ничего не мог делать. И читать больше не мог. Хотелось побыстрей встретиться с Пральниковым и обо всем расспросить: надо было именно сейчас взглянуть на этого человека, после того, как Сергей прочел записки и столько узнал. Он ждал Виктора Пральникова, чтобы, взглянув на него, лучше разглядеть живые черточки того кудесника... Сергей мог в жизни до безумия сильно увлекаться, и он знал за собой этот грех... или дар, и не стыдился этого.

Виктор Степанович вернулся под утро - газетный номер оказался тяжелым и дежурный принес пахнувшую краской свежую газету, которая для самого Пральникова была уже далеко не свежей, а зачитанной чуть ли не до дыр и заученной наизусть. На второй газетной полосе стоял трехколонник, который у дежурного по выпуску номера до сих пор вызывал повышенный интерес. Пральников устало опустился на кушетку и начал перечитывать, на этот раз не в дежурной комнате и не в корректорской, а в своем рабочем кабинете, где в эту ночь обосновался гость из Кара-Богаза, Сергей Брагин.

- Номер подписан и отпечатан, - сказал Виктор Степанович. - Можешь читать. Это и тебя касается, Сергей Денисович!

Не гвоздем, а пожалуй, "шпигарем" номера была статья спецкорра Виктора Пральникова.

- Соль номера, - сказал Пральников.

- Наша соль, из Кара-Богаза! - воскликнул Брагин, вчитываясь в написанное. - Сколько потрясающих чтений у меня в эту летнюю ночь. Я все еще нахожусь под впечатлением удивительных записок об Олеше... Не знаю, как назвать! Это надо непременно напечатать. Такого о нем еще не писали: просто, откровенно и свежо...

По всей видимости, Виктор Пральников ждал, с нетерпением ждал этого читательского отзыва и не стал скрывать волнения и какой-то трогательной растерянности от восторженной оценки своего труда. Это была не какая-то жанровая новинка, а бесхитростная исповедь современника и приятеля неподражаемого Юрия Олеши.