Черная Пасть

В Бекдузе торгагент жил вольготно, хотя особенно широко разбежаться ему было и негде: море, пески, соляные перелоги..Но если гость не сумел развернуться вширь, то, кажется, небезуспешно проникал вглубь. За неделю, что жил в поселке, завязал знакомства с работниками экспедиции на Баре, которые приезжали с залива и жили в гостинице, заинтересовался независимой и импозантной личностью Игоря Завидного. У них появились какие-то общие интересы с ним, были места ежедневных встреч: гостиница, столовая, контора, сульфатные угодья и - делающий всех равными на лоне природы - пляж Еще тогда, когда помощник иностранца знакомил их, торгагент проявил скрытое, но не настолько, чтобы этого не заметил Игорь Завидный, любопытство к работе молодого специалиста. Потом при встречах этот интерес проглянул более откровенно, и опять это не укрылось от Игоря, и даже в какой-то мере польстило ему. Правда, он не придавал этому большого значения, понимая, что в мировую науку с помощью таких знакомств не войдешь, но как-то прославить свое имя предоставлялась возможность. Причем Игорю Завидному никаких открытий тут не принадлежало, но он что-то знал, мог пописывать. Очень прельщала публикация Выход за границу, такая доступная популярность!..

В институте галургии, который представлял здесь на промыслах Игорь Завидный, крупные ученые гордились своими заграничными публикациями. Они считались достижениями научной мысли, имели завидный резонанс. Но то крупные галурги! А он разве не может сделать первый шаг к настоящей славе?.. Так что Игорю не было никакого расчета отставать от своих маститых коллег. Получится задуманное - хорошо, а если ничего не выйдет из бекдузского дебюта - потеря небольшая, тем более, что никто об этой неудаче знать не будет. Напечататься за рубежом Игорю было лестно, и он решил действовать тайком, втихомолку. Рискованное дело, но бакенщик Кийко- человек от науки далекий и в подобных тонкостях вряд ли разбирается. Зато оказался полезным как связной.

А на большее и не претендовал губастый Фалалей. У него был свой расчет: сначала он прихватил с собой полученные от Завидного бумаги и посадил в лодку чернявого торгаша, от которого густо пахло одеколоном, как от залежалого покойника перед выносом... Удалившись от берега, сидя на корме с веслом, Кийко осторожно готовился к началу разговора, для которого заранее припас несколько обязательных слов, самых необходимых; и ни одного лишнего.

Правда, он допускал, что иностранец сам начнет разговор; Фалалею он чем-то напоминал пленного фрица, те, как известно, были очень разговорчивы и любезны. С чего только начнется этот разговор? Плыли на волну, держась чуть левее острова, поодаль от проторенного фарватера Неожиданно за бортом показалось что-то блестевшее, продолговатое. Когда подплыли поближе, увидели неподвижную севрюгу, с застывшими плавниками, будто заснувшую.

- Лучи? - сразу же оживился иностранец, глядя красивыми бархатными глазами на молчаливого кормчего. - Опасная смерть...

- Про солнечный удар говорите? - Кийко не ожидал такого пустякового разговора. - Небесный луч их не берет. У севрюг своя смерть. Рыбья, невидимая...

Заинтересовавшись падалью, торгагент взял у Кийко весло и подогнал остроносую севрюжку поближе к лодке.

- Рецедив заражения!..

- Зачем зря наговаривать: всякая тварь в свой час дохнет, а полезная животина особенно квелая!

- Природа не очень вредная особа! - в дополнение к своим словам иностранец пустил в ход руки, начал "выражаться" на пальцах, хотя и языком объяснял не так уж плохо. - Я имею сказать болезнь...

- А, стало быть, вы про ту болезнь, от которой на голове плешь растекается и кости крошатся?

Иностранец покосился на лодочника: или очень глупого, или утонченно хитрого. Прислушался к говору моря и взглянул на небо. Хотя и чувствовалось движение воды, ветровые вспышки, но мир берегла внушительная тишина. Кийко забрал у гостя свое обглоданное, узкое, как вобла, весло, крякнул и поплыл к острову. На покойницу-севрюгу больше не взглянул.

- Возникла, пожила свое и ушла. Задержаться на этом свете дольше срока никому не дадено. Без обновленья никак нельзя... Сядьте или нагнитесь, а то носа лодки не видать.

Носатая рыбина осталась далеко позади, а господин в спортивной куртке и синих очках все кособочился в ее сторону и прислушивался, посматривая на небо:

- Мэмэнто мори, мэмэнто вивэре!.. - промурлыкал торгагент, переливая воду из ладони в ладонь, как будто собирался умываться.

- О каком моменте в море говорите? - спросил Кийко. Обмакнув в воде весло, он включил моторчик своей лодки. В проливе, между островом и берегом, волна была шире, течение сильнее.