Черная пелерина

— Вы занимаетесь по утрам не только плавательным спортом. Прогулки на автомобиле — тоже приятное развлечение. Вы проехали мимо меня с такой скоростью, что у меня, как имеющего отношение к безопасности, возникла боязнь за вашу жизнь.

— Я должен уплатить штраф?

Рандо встал и принялся ходить по комнате.

— Я часто вижу вас вместе с Луизой Сейян.

— Меня эта девушка интересует.

— А знаете, меня — тоже, — Рандо задержался у окна.

— Я ревную.

— Не удивительно. Оригинальная девушка.

— С такой оценкой я согласен.

— Знаете ли вы, — Рандо внезапно обернулся и встал лицом к лицу с режиссером, — что мадемуазель Луиза не имеет алиби до сих пор?

— Знаю.

— Селестина Лепер составляла ей компанию до одиннадцати вечера. В это время они поссорились у рынка. Селестина пошла к Пуассиньяку, а Луиза встретила вас только в половине двенадцатого в сквере Вольтера.

— Все правильно.

— Очень приятно. Но вы должны согласиться со мной — сидеть в этот час в сквере — занятие весьма оригинальное. Тем более, что дождь собирался.

— Я сам люблю бродить по ночам.

— Для молоденьких девушек это занятие сопряжено с большим риском.

— Вы хорошо знаете жизнь! — сказал Маккинсли с еле уловимой нотой насмешки. Рандо сделал вид, что не заметил.

— У мадемуазель Луизы была большая любовь. Сильная и бурная. Настолько сильная, что она решила однажды убежать от Дюмоленов и навсегда соединиться с любимым.

— Ну и ну, — покачал головой Маккинсли.

— Естественно, Шарль Дюмолен, заботившийся не только о своей воспитаннице, но и о своей репутации, на эту любовь не смотрел снисходительно. Дело часто доходило до ссор, особенно если принять во внимание, что кандидат в зятья Дюмолена хотел как можно скорее завладеть интересующей его женщиной и имуществом, которое хотел получить в качестве приданого.

Маккинсли сел и охватил руками колено. Он внимательно слушал инспектора.

— В день, когда произошло убийство Дюмолена, а произошло оно, как мы знаем, между одиннадцатью и двенадцатью ночи, у мадемуазель Луизы с ее опекуном был громкий разговор. Потом мадемуазель Луиза повторила точно такой же разговор со своим, извините за выражение, женихом. У мадемуазель Луизы нет алиби на этот коротенький период в полчаса, от того времени, когда она рассталась с Селестиной, до того, когда она встретила вас. Вы понимаете, что при столь малых расстояниях, какие характерны для этого городка, полчаса вполне можно считать за час, в течение которого можно сделать все, что угодно, особенно если заранее все обдумать.

— Я очень внимательно слежу за вашими рассуждениями, — сказал Маккинсли, — но меня кроме всего интересует рукопись.

— Рукопись! Однажды, а точнее — в понедельник, Шарль Дюмолен, беседуя с вами за обедом о будущем сценарии, заявил, что он срисует один из персонажей с Луизы. Девушка, не желая становиться объектом насмешек и домыслов обывателей и заметив рукопись на столе, стала похитительницей.

Маккинсли вскочил со стула и воскликнул:

— Браво! Еще никогда не были мы так близки к разгадке таинственного убийства. А что же потом случилось с рукописью? Ведь что-то же должно было с ней произойти. Вы проверили комнату Луизы?

— Разумеется. Там ничего не обнаружено.

— Она могла ее бросить в море. Но я прошелся по всему дну вдоль усадьбы Дюмолена и на расстоянии броска от берега ничего не обнаружил.

— Мадемуазель Луиза занимается подводным плаванием давно. Она могла занести рукопись достаточно далеко и зарыть в песке.

— Со дня убийства Дюмолена Луиза не купалась без меня. Я считал, что будет лучше, если я всегда буду ее сопровождать. Может, она ее сожгла?

Рандо усмехнулся.

— Вы плохого мнения о нас, мистер Маккинсли.

— И все же иногда преступники совершают такие ошибки, а полиция, считая их специалистами более опытными, нежели они есть на самом деле, попросту проходит мимо простейших явлений.

— В таком случае я могу вас успокоить…

— Очень буду этому рад и слушаю вас с огромным вниманием.

— Не сожгла. Хотя бы потому, что на вилле Дюмолена, как вы сами видите, центральное отопление.

— Но остается еще кухня. В кухонной печи, которая постоянно топится, нелегко отыскать следы сожженной бумаги.

— Мистер Маккинсли, я ценю ваш юмор и вашу великолепную форму, но тут вы впадаете в крайность.

— Сдаюсь. Вы правы.

Рандо покачался на каблуках и иронически улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но тут раздался стук в дверь. В комнату вошла служанка Анни с пиджаком Маккинсли в руках.

— Вот, принесла. Он был весь в пыли.

— Спасибо, Анни, — с улыбкой сказал Маккинсли.

Служанка повесила пиджак в шкафу на вешалку. Она собралась уже выйти, как вдруг вспомнила нечто.

— Чуть не забыла, — сказала она и сунула руку в карман фартука. Вынув небольшой серебряный прямоугольничек, она положила его на стол. — Это у вас выпало из кармана. Может, это вам нужно?

Рандо быстро взглянул на Маккинсли, который взял обрывок бумаги.

— Очень нужно, — подтвердил режиссер. — Спасибо, Анни.

Служанка поклонилась с девичьей грацией и вышла, слегка покачивая бедрами. Она отдавала себе отчет в своей привлекательности и знала, что оба мужчины проводят ее взглядом до двери.