Черная повесть

Мы прошли в соседний кабинет. Врач внимательно ощупал мою руку, затем сделал рентген. Дождавшись, пока проявится снимок, он внимательно его осмотрел, буркнул диагноз: "перелом локтевого отростка", после чего покрыл мою руку гипсовым раствором почти до самого плеча. Дальше мы сидели с ним еще примерно час. Виктор Михайлович коротал время, рассказывая забавные истории из своей медицинской практики, а когда гипс высох, поднялся и кивнул, призывая идти за собой:

— Ну, а сейчас давай в душ, и спать. Переодеться во что есть?

— Нет, — ответил я.

— Я распоряжусь, чтобы тебе выдали пижаму. Пойдем, провожу в палату.

Я взял свой рюкзак, который валялся возле кушетки, и мы вышли из кабинета.

Тускло освещенный больничный коридор сиял пустой. Время было позднее, и все пациенты уже спали. Сидевшие кучкой на диване дежурные медсестры с любопытством посмотрели на меня. Я смущенно опустил глаза. Врач довел меня до крайней палаты и открыл дверь.

— Вот здесь мы тебя и разместим, — произнес он, зажигая свет.

Я огляделся. Это была небольшая, но уютная, чистая комнатка, с двумя аккуратно застеленными кроватями.

— Занимай любую, — сказал Виктор Михайлович и вышел.

Я выбрал ту, которая стояла у окна.

Через несколько минут я с наслаждением плескался в теплой воде, густо намыливая себя мочалкой. Вместе с потом и грязью с меня словно сходили те напряжение и страх, что господствовали в моей душе все последние дни.

Смыв мыло и тщательно обмывшись, я подошел к закрепленному на стене зеркалу. Мне стало страшно. Неужели это был я? Как сильно я изменился за эту неделю! Я выглядел постаревшим лет на десять. Ребра буквально выпирали наружу. В области живота значилась впадина. Лицо имело какой-то пепельно-серый оттенок. И без того худое, оно стало еще Щже. Щеки впали настолько глубоко, что, казалось, приросли к челюстям. На лбу, который еще сосем недавно был чистым и гладким, теперь отчетливо проступали мелкие морщины. Под утомленными, светившимися краснотой, глазами набрякли уродливые мешки. Мое сердце защемило. До чего же это неловко, испытывать жалость по отношению к самому себе!

Я задумчиво посмотрел на свое зеркальное отражение, поднял здоровую руку, и стал медленно водить пальцами по лицу. Высокий, скошенный назад, лоб; короткие, густые, неровные брови; узкий нос, длинный кончик которого нависал над верхней губой; маленькие уши с несколько дефектным ободком. Все это относилось ко мне. Все это был я.

Вытершись насухо полотенцем и облачившись в чистую, пахнувшую свежестью, синюю пижаму, принесенную мне Машей, я вернулся в свою палату, разобрал постель, погасил свет, разделся, залез под одеяло, и закрыл глаза. Поначалу передо мной стояла только темнота. Но затем в моей памяти, как-то сами собой, словно на фотобумаге, помещенной в реактив, стали проявляться различные картины. Они походили на неясный сон. То ли все это действительно было, то ли всего этого на самом деле не было…

— 2 —

Воздух в плацкартном вагоне был удушающий и вязкий. Он был насыщен кисловатым запахом пота и затхлостью. Тем, кто впервые заходил сюда с улицы, казалось, что они попали не в поезд, а в сточную канаву, полную миазмов. Новые пассажиры неизменно морщили нос и произносили брезгливое "Фу-у-у!".

В этой душегубке мы ехали уже сутки. Позади был последний курс университета, впереди — преддипломная практика. Конечно, мы были не в восторге, что нам придется провести целый месяц в геологической экспедиции, ведущей свои исследования в какой-то таежной глуши, территориально относящейся к Иркутской области. Но, как говорится, судьба есть судьба…

— А что вы хотели? — удивленно развел руками декан, заметив, как потухли наши глаза, когда нам объявили, где нам придется собирать материал для дипломной работы. — Вы должны были знать, куда идете. Работа геолога как раз и происходит в таких вот "тигулях". В Москве полезные ископаемые не водятся. Чтобы работать в городе, нужно было поступать на другой факультет. Экономический, там, или юридический.

— Там конкурс был слишком большой, — проворчал кто-то.

Декан снова развел руками.

— А что эта экспедиция, хоть, ищет? — поинтересовался я.

— Руды, — ответил декан. — Руды цветных металлов. Никель, вольфрам, молибден. Да пождите вы расстраиваться. В том, что места там глухие и малоизученные, есть свой плюс. Природа там нетронутая. Можно даже сказать, первозданная. Может, вы там какой-нибудь золотой самородок найдете. Такой здоровенный, что на всю жизнь себя обеспечите…