Черная повесть

— Ты просто никогда не был на хорошей рыбалке, — возразил Ваня. — Проснешься рано утром на рассвете, выйдешь из дома, придешь на речку — вокруг тишина. Песок на берегу прохладный. Усядешься на него, размотаешь леску, забросишь удочку, смотришь на поплавок и гадаешь, принесет он тебе удачу, или нет.

— Слушайте, вы, рыбаки, — раздался ревностный голос Алана. — Хотите потрепаться — идите дежурить, а я вместо вас посплю. Чего я зря стараюсь? Джигиты-вакхабиты!

Мы прыснули, но после затихли, и снова закрыли глаза.

К утру над землей стал подниматься туман. Освещаемый лунным светом, он имел какой-то жемчужно-опаловый оттенок. Наша одежда отсырела. Зубы отстукивали частую дробь. Мы ежились и непроизвольно теснились друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Заснуть нам больше так и не удалось. Когда на землю упали первые лучи солнца, мы вылезли из укрытия и бодро вскочили на ноги. Первое, на что мы обратили внимание, была туша убитого волка. Зверь неподвижно лежал на земле. Он был худым и облезлым. Его наполненные злобой, остекленевшие глаза обреченно смотрели куда-то вверх.

— Странный он какой-то, — удивленно проговорил Тагеров. — Обычно волки на людей не нападают.

— Жрать захочешь — на кого угодно нападешь, — огрызнулся я.

— Интересно, а волчатина съедобна? — поинтересовался Попов.

— Не мели чепуху! — раздраженно бросил Алан.

— А он и не мелет чепуху, — вступилась за Ваню Юля. — Не знаю, как ты, а мы хотим есть.

— И пить тоже, — вздохнул я.

Лично меня жажда мучила гораздо сильнее, чем голод. На прежнем месте нас выручал березовый сок, который заменял собой воду. Но здесь берез не было. Здесь произрастали только сосны, кедры, ясени, пихты. А с них, как известно, сока не набрать.

— Может, все-таки, вернемся? — с робкой надеждой спросил я.

Патрушева решительно замотала головой:

— Нет. Идем только вперед.

— Чего шарахаться? — поддержал ее Ваня.

Тагеров опустил глаза и промолчал.

— Ну, вперед, так вперед, — разочарованно изрек я. — Что ж, пошли.

— А как же волк? — спросил Попов. — Может, все-таки, сделать из него какой-нибудь шашлык? Я бы сейчас съел, что угодно.

— Не на чем, — объяснил я. — Для шашлыка нужен огонь. А у нас с ним проблемы. Так что пока придется довольствоваться вегетарианской пищей. Вот выберемся из этих дебрей, просушим спички, тогда будет тебе и шашлык, и жаркое, и гриль.

Ваня тяжело вздохнул. Мы взвалили рюкзаки и тронулись в путь.

Туман расползался полосками среди сливавших свои тени практически в единое целое, и образовывавших расходившиеся во все стороны неровные сумеречные аллеи, деревьев. Наши окутанные им фигуры чем-то напоминали острова, пустившиеся в свободное плавание по безбрежному океану. Нас трясло от холода. Отсыревшая насквозь одежда совсем не грела. Чтобы хоть немного утолить мучивший нас голод, мы собирали попадавшиеся на пути ягоды. Чаще всего встречалась брусника. Реже — черника, жимолость, ежевика. Но все это служило пищей больше обонянию, чем желудку. Наши животы не прекращали ныть. Настроение было прескверным. Стремясь приободриться, мы стали перебрасываться шуточками. Больше всех доставалось Попову за его пристрастие к рыбалке. Но это продолжалось до тех пор, пока дорога не стала подниматься вверх. После этого мы замолчали, чтобы не сбивать ритм дыхания, и дальше уже продвигались в полной тишине. Каждые пятьдесят шагов мы останавливались, чтобы отдышаться и дать успокоиться не в меру разошедшимся сердцам, работавшим, словно моторы на высоких оборотах. Солнце поднималось все выше и выше. Туман постепенно редел, становился более прозрачным, пока не исчез совсем. Над нами проступила глубокая синева неба, скрываемая древесными макушками.

Вопреки нашим надеждам, путь становился не легче, а тяжелее. Заросли густели. Местность, по которой мы продвигались, была буквально захламлена валежниками и буреломами. Но самое страшное началось тогда, когда дорогу нам преградил кедровый стланик. Преодолевать эту живую изгородь, представляющую собой огромные скученные кусты, состоящие из кривых, толстых, разнонаправленных веток, было сплошным мучением. Ветки цепляли одежду, хлестали по лицу, хватали за ноги. Нам постоянно приходилось либо перелезать через них, либо пробираться под ними на четвереньках. Когда стланик, в конце концов, остался позади, мы были вымотаны настолько, что в изнеможении упали на землю. У меня от голода шумело в ушах. Перед глазами расплывалась какая-то бледная муть. Голова абсолютно ничего не соображала. Все тело было точно парализовано. Остро болели суставы. Я даже потерял ощущение времени, и только с помощью наручных часов смог осознать, что уже вечерело.

— Все! — глухо простонала Юля. — Я больше не могу.

— Э-ге-ге! — прокричал Тагеров в надежде услышать ответный зов. — Э-ге-ге!

Но тайга молчала.

— Может и правда, лучше вернуться назад? — неуверенно проговорил Ваня.

— Опомнились! — проворчал я, и с откровенной местью в голосе добавил. — Поздно! Раньше надо было думать. Не знаю как вы, а я обратного путешествия через этот стланик уже я не переживу.