Черная повесть

Холод пронзил меня до самых костей. Моё сердце замерло. Кровь словно остановила своё течение. Во рту пересохло. Юля сбросила с себя мою куртку, словно это была ядовитая змея, и стала медленно отодвигаться. Я лихорадочно пытался придумать, каким образом бесследно исчезнувший после убийства Вишнякова самородок вдруг взял, да и оказался у меня. Но по лицу Патрушевой я понял, что это будет напрасным. Очевидно, она обо всём догадалась.

Юля отодвигалась от меня всё дальше и дальше. Я неподвижно смотрел на неё.

– Дима, как ты мог?! Как только ты мог?! – с ужасом прошептала она.

– Да, смог! – вскричал я, усилием воли выдирая из своего мозга разъедавшую его слабость. – Представь себе, смог! Жизнь у нас такая, вот и смог! Я тоже хочу жить! Именно жить, а не существовать! Почему жить в достатке должны другие, а не я?! Чем я хуже них?!

Я приподнялся, намереваясь подойти к ней, но Юля решительно выставила руку вперёд.

– Не приближайся! – решительно потребовала она; её голос дрожал, глаза покраснели, а по щекам потекли слёзы. – Я не хочу быть рядом с тобой. Ты понимаешь, какая ты мразь?! Ты не человек! Ты отвратительное мерзкое животное! Почему же ты до сих пор ещё не убил меня?

– Недосуг было! – с наигранной бравадой ответил я. – Но это можно исправить.

– Ты за всё ответишь! Ты за всё будешь наказан!

– И кто же меня накажет? – усмехнулся я, неторопливо подходя к ней всё ближе и ближе. – Уж не ты ли? Не балуй, отдай-ка мне мою добычу.

Юля посмотрела на самородок, который продолжал оставаться в её руке, размахнулась, и изо всех сил швырнула его мне в лицо.

– Возьми!

Меня пронзила резкая боль. Я отшатнулся и схватился за нос. Почувствовав, что по руке что-то потекло, я отвел её в сторону и увидел кровь. Вид собственной крови меня буквально взбесил.

Юля, совершенно забыв про выструганный ею шест, бросилась к болоту и принялась стремительно перебираться на другой берег.

«Её нужно остановить! – с леденящей сердце ясностью пронеслось у меня в голове. – Иначе мне крышка. Или я, или она. Третьего не дано».

Я подобрал шест и бросился вслед за ней. Осторожно перебираясь с кочки на кочку, я раз за разом выбрасывал его вперёд, стремясь сбить Юлю с ног, но всё никак не мог её достать. Юля держалась от меня на вполне приличном расстоянии. Но по мере нарастания глубины её скорость замедлялась. И вот, когда мне уже почти удалось её догнать, она вдруг споткнулась и упала в трясину. Вязкое дно стало стремительно засасывать её в себя. Юля попыталась выбраться, но ничего поделать не могла. Она уходила под воду всё глубже и глубже. Когда над поверхностью осталась только её голова, она осознала неотвратимость страшной смерти и впала в паническую истерику.

– Дима! Спаси меня! Спаси! – отчаянно кричала она. – Я никому ничего не скажу! Клянусь, не скажу! Вытащи меня отсюда! Дима! Димочка! Я прошу тебя! Я умоляю!..

Но я не двигался с места и только молча наблюдал за этим ужасным зрелищем. Юлина голова уходила под воду всё ниже и ниже, пока не скрылась в ней совсем.

Вернувшись на берег, я поднял валявшийся на земле самородок и долго-долго смотрел на него. Во мне бушевал порыв выкинуть его в болото, но я так и не решился этого сделать. Слишком уж дорого он мне достался. Если я его выкину, получится, что все эти жертвы были напрасными и бессмысленными, и что я мучился зря.

Я аккуратно очистил самородок от налипшей на него грязи, полюбовался его блеском и бережно положил в рюкзак, каким-то шестым чувством ощущая, что этим самым делаю себя безнадёжно обречённым…

Вот и всё!

Выводя эти строки, я никак не могу избавиться от чувства какого-то всеобъемлющего конца. Наверное, это действительно так. Для меня это на самом деле конец. Конец свободы. Конец надежд. Конец радости. А вместе с этим, наверное, и конец жизни. Разве можно считать жизнью жизнь в неволе?

Мир, который меня окружал, оказался мною же и разрушен. Свет померк, и вокруг всё стало черным-черно. Закончилась и эта повесть. Эта, воистину, чёрная для меня повесть…

2010 г.