«Ребенок»! Это – был «ребенок»! Самый, что ни на есть, «настоящий». С «искоркам»и в глазах, интересом ко всему и всем, открытой душой и сердцем. Не совру, если скажу, что он был самым «сердечным» среди всех. Не только в их «семье», но и в мире. Ему одному удалось сохранить это и «пронести». А еще и «пронять» на это остальных. Кто учился с ним, всегда терялись в понятийном аппарате, «светлый» он или «темный». «Чужой» он или «свой»? Их?! «Живой» или… А он и не спешил «открываться» в новой компании.
Ему нравилось быть: «чужим среди своих» и «своим среди чужих». «Мир розовых очков» – был его миром. Что было, конечно, и не очень хорошо. Но и неплохо, учитывая, как он перенес «становление» в демона. Имея в прошлом, и на роду, как бы сказать, «испорченную кровь». Свою же! Будучи сыном матери-человека и отца-демона. Там было все, без его воли и волеизъявления, без спроса! Ему просто, не оставили выбора. Как в первый раз, оставив на себя и без всего, без всех. Так и во второй раз забрав, но зато уже куда и к кому! Он оставил выбор за собой, кем и каким быть. Человеком в демоне, а не наоборот.
Влад не поддерживал его в этом, но и опроверг, ничего не говорил «против». Может потому, что завидовал, что не мог видеть мир «таким», как Ник. А может и как с Дедом Морозом, у «человеческих» семей, не хотел «разбивать» его. Любил его! Хоть, опять же, никогда в этом не признавался.
Как и в том, что Никите свезло с «большим обхватом территории». Преимущественно, женской. По нему «сохли» все. Когда же «закадычный» шатен привлекал лишь «таких» же, как он сам. Но «с кем поведешься…». Он не надеялся на «большее», но и не соглашался на «меньшее».
И если Влад посматривал на Никиту с некой «завистинкой». То сам Никита смотрел на «другого». И старался походить на него, «утонченным» и строгим стилем. «Холодным» и «ледяным»…
Глава 1
Взвихрив темно-каштановые пряди правой пятерней. Левой продолжая «зависать» на серой клавиатуре ноутбука. Никита и ее убрал со стола в гостиной. Погружая обе в «творческий беспорядок» шевелюры на затылке. Откинувшись на спинку стула из темного дерева, в цвет самого стола, он уперся в «последний». Во внутренние его ножки своими ногами и «завис» над полом. Передними ножками «паря», а задними почти протыкая ковер с черным длинным ворсом с причудливыми большими белыми цветами. Не по размеру, п отношению к ковру. И не в своей размерности явно. Не розы и не лилии, что-то между. Со «змеями-стеблями», «полосующими» его от и до. И листьями размером, если не с ладони рук, то со стопы ног.
Не обращая внимания на почти до конца расстегнувшуюся рубашку в черно-красную клетку на груди. Не от тяжелого и сбивчивого дыхания. А от того, что невозможно было находиться долгое время в «скованности». Он и рукава закатал до локтя. А после и над ним.