Черная Призма

– Кип, зеленый более чем все прочие цвета можно охватить одним словом. Всем остальным требуется как минимум несколько – ограничения, уточнения. Зеленый – дикий. Все доброе и дурное, что ассоциируется с диким, есть суть зеленого. Вот почему я могу тебе сказать, что единственное, что тебе нужно, – воля, поскольку воля и дикость так естественно сочетаются. Если бы ты был синим новичком, мне пришлось бы тебе объяснять смысл извлечения, гармонию, порядок, как это все встраивается в мир. Это не твое. Вопросы есть?

И ни слова про извлечение.

– Что случилось с тем стрелком?

– Что? – спросил Гэвин.

– С тем на илитийском судне, который чуть не убил нас. Прямо перед тем, как я выстрелил в него, его мушкет взорвался.

– Такое бывает, – сказал Гэвин. – Засыплешь слишком много пороху, и мушкет не выдерживает выстрела.

– Стрелок, который чуть не попал в нас с пяти сотен шагов? Переборщил с порохом?

Гэвин улыбнулся. Он перевернул ладонь. На ней не было ничего. Кип прищурился. Суперфиолетовый шар.

– Видишь? – спросил Гэвин.

– Вижу.

Гэвин протянул руку. Легкий хлопок, и его руку отбросило назад. Суперфиолетовый шарик полетел как мушкетная пуля.

– Я заблокировал дуло его мушкета, – пожал плечами Гэвин. – Это можно сделать любым цветом. Желтым, только если ты умеешь делать твердый желтый, конечно, но практически всем остальным можно.

– Почему бы просто не убить его?

– Я мог бы, – ответил Гэвин. – Мушкет, взрывающийся у тебя в руке, – не шутка. – Он пожал плечами. – Я узнал его. Во время войны он был наемником. Иногда дрался за меня, иногда за моего брата, порой за любого капитана, который мог хорошо заплатить. Пьяница и подлец, и лучший канонир в Семи Сатрапиях. Какое бы он имя ни носил с рождения, все звали его Пушкарь. Это его суть. Первый раз он служил канониром на нижней палубе «Авед Барайя», «Огнедышащего».

– «Огнедышащий»? Тот самый «Огнедышащий»? – спросил Кип.

– Только один корабль на людской памяти справился со взрослым морским демоном. Пушкарю тогда лет шестнадцать было. – Гэвин покачал головой, отгоняя воспоминания. – Я много народу убил, Кип. Иногда я медлю, и каким бы дурным и опасным это ни было, мне хочется считать это подтверждением того, что во мне еще осталось что-то человеческое. Кроме того, я знал, что если мушкет взорвется у него в руках, он взбесится. Насколько я знаю Пушкаря, он сам его сделал и, вероятно, гадал, что за хрень перегрузила его драгоценное оружие. – Он оглянулся на подходящего к ним богато одетого рутгарца, окруженного с обеих сторон стражей и рабами, несущими навес над светлокожим мужчиной. – Оставляю тебя наедине с твоими трудами, – сказал Гэвин. – Если поторопишься, слуги принесут еду в любой момент.

Ну будто я прям забыл о своем желудке. Спасибочки.

Кип нацепил очки на нос – они все время сползали и были далеки от удобства – и уставился на белую доску. Дикий. Дикий. Неукротимый, ревущий. Этот рутгарский нобиль – Кип решил, что это губернатор – пронзительным голосом жаловался Гэвину на что-то и стоял, словно больше ему было не на что время тратить. Кип попытался отстраниться от него.

Зеленый. Давай подпитаемся дикостью.

Дикость – вот мое слово. Кип – дикарь. Я ведь прям дичал, когда Рам называл меня Жирдяем, а? Я в бешенстве был, когда он заставил меня отступиться от Изы. Будь я более диким, она была бы жива. Дикость – противоположность контролю, а меня контролировали всю мою жизнь. И кто – Рам, Рам! Деревенский задира. Мальчишка! Даже не драчун.

Если бы Кип сказал Раму валить в вечную ночь, если бы он задрал Рама своим злым языком, то что он мог бы сделать с Кипом, кроме как отлупить его? Мускулы Рама даже в половину в подметки не годились мозгам Кипа.

Ну, они ничему в подметки не годились и теперь гниют. Это вызвало у Кипа тошноту. Он не желал Раму смерти. В этом парне было много хорошего. Ну, немного, но было. И если бы Кипу не было плохо от мысли, что Рам мертв, он пожелал бы, чтобы тот был жив и Кип мог встретиться с ним.

Я разговаривал с Гэвином Гайлом. Я топил пиратов вместе с ним! Ну, по большей части я пытался не утонуть, пока он топил пиратов, но все же.

Кип посмотрел на свои руки. По-прежнему никакого люксина. Губернатор продолжал громко причитать. Оролам, как Гэвин это терпит? У него был самый гнусавый голос, какой Кип слышал в своей жизни. Кипу захотелось запустить ему в голову большим шаром из зеленого люксина. Он снова глянул на руки. Ничего.

Я подведу Гэвина. Опять. Как Изу. Как Сансона.

Как тысячу раз подводил мать.

Голод терзал нутро Кипа. Вот что я есть – жирная неудача. Мне на блюдечке поднесли новую жизнь. Сын Гэвина Гайла, пусть незаконный, но он никогда не обращался со мной как с помехой. А я даже волю напрячь не могу, чтобы протянуть руку и взять эту самую новую жизнь. За все хорошее, что он для меня сделал, я унижу человека, который спас мне жизнь и дал мне второй шанс.