Черная пустошь

– Только перед тем, как об урожае мечтать, Джек, надо бы над расчисткой поработать. Я хочу привлечь всех гражданских, не задействованных в общем плане работ, для помощи ребятам Ферье, пусть помогают лес валить.

– Это можно, – согласился Криди-старший, – не знаю, как остальные, а я лично по работе соскучился. Солдатики-то охранять будут или самим надо позаботиться?

– Будем охранять, Джек, не волнуйся, – также тихо, как и в начале совещания, сказал Майкл, но Криди услышал и кивнул.

– Хочу еще попросить гражданских, чтобы после того, как устроятся в палаточном городке, помогли в разгрузке первого транспорта – сказал Адам.

– Сделаем, – сказал Криди-старший.

– Тогда все, – сказал Адам и подошел к Майклу, внимательно рассматривающему свои ботинки.

– Прекрати киснуть, – сказал Адам, дождавшись, пока совещающиеся разошлись по своим делам, – сейчас же прекрати. Мне помощь нужна, а ты мне никак не помогаешь, Майк.

Фапгер поднял голову и попытался улыбнуться:

– Все, старший, я уже перестал. Просто все как-то неправильно получилось, – он устало махнул рукой.

– Как получилось, так и получилось. Все, забыли, ладно?

– Ладно.

– Хорошо, теперь выдели роту для охраны, пусть сена для живности накосят.

– Так точно, – Майкл улыбнулся, хотя улыбка вышла какой-то натянутой, – разрешите идти?

– Давай…

Лагерь постепенно приобретал вид упорядоченного муравейника. Никто, кроме самых маленьких колонистов, не остался без работы. Одна за другой росли холмики палаток, шла выгрузка спальных мешков и одеял – на Лимбе только-только началась весна, по ночам было еще холодно.

Мужчины покидали палаточный городок, поцеловав жен и детей, и становились на разгрузку транспортов. Женщины подвешивали гамаки внутри палаток, расставляли легкую походную мебель и уже, наверное, начинали жалеть, что нельзя было взять красивые занавески, чтобы завесить окошки. Врачи развернули полевой госпиталь – огромную палатку с красным крестом на боку и теперь вносили внутрь койки, матрацы и оборудование. Электрики протягивали черные толстые кабели в лоснящейся оплетке изоляции, ставили распорки, подвешивали к временным опорам изоляторы. Фермеры огораживали участок для загона скота, разделяли коров и лошадей, пинками подгоняли свиней. Над лагерем раздавались звуки, на протяжении тысяч лет бывшие привычными для человеческого уха – звуки строящегося города: стук молотков, визг пил, удары железа о железо, и звуки деревни: мычание коров, блеяние овец, кудахтанье кур.

Услышав звонкое петушиное «кукареку», многие женщины, неуверенным взглядом обводя брезентовые «стены», говорили вполголоса:

– Ну вот, вроде бы, и дома…

Майкл приказал сменить вторую роту первой и отправил солдат в столовую, дав каждой роте по полчаса на обед. Третья рота уже закончила установку защитной сетки и осталась в охранении. Есть Майклу не очень хотелось, но что-то поесть ему нужно было и он пожевал галеты из сухого пайка, хлебнул воды, лежа на траве и внимательно наблюдая за лесом. Теперь лес уже не казался Майклу безмятежным, теперь он знал, что лес скрывает врагов.

Майкл все время мыслями возвращался к беременной самке, никак не мог избавиться от страшной картины, все время с назойливой настойчивостью возникающей перед глазами. За все время службы Майклу не доводилось убивать женщин и он был благодарен судьбе за это. Всю жизнь Майкл привык воевать с мужчинами, по тем или иным причинам взявшим в руки оружие. Он всегда думал, что женщинам не место на войне, что война – это работа для мужчин, часто Майкл не понимал, зачем одним людям убивать других, но воевать он умел. Просто воевать с людьми было проще, там все знакомо – у твоего врага две руки и ноги, его голова похожа на твою, твой враг может разговаривать, пусть и на незнакомом языке, но его слова – это не рычание. У твоего врага в руках – обычное оружие, а не когти и зубы.

«Это несправедливо, – говорил сам себе Майкл, – ты убивал волков на расстоянии, они наверняка не понимали, что убивает их. Это жестоко – убивать ни в чем не повинных животных, жестоко и неправильно». Майклу хотелось выпить, и не просто выпить, а напиться в дым, пить до тех пор, пока телу сначала не станет легко-легко, потом пить до тех пор, пока голова не станет тяжелой, как бревно, а потом пить, чтобы не думать о том, что сегодня он убил животных, даже неспособных ответить ему, пить до тех пор, пока тяжелый сон позволит не думать о сегодняшнем бое.

Ему до того хотелось выпить, что он чувствовал вкус водки во рту, чувствовал, как холодная обжигающая жидкость стекает по пищеводу в желудок и наполняет тело знакомым теплом.

Но пить было нельзя и Майкл отпил воды, прополоскал рот и сплюнул. Вытащил сигарету из портсигара, щелкнул зажигалкой и закурил. После трех глубоких затяжек ему стало легче и он стал терпеливо ждать, пока первая и вторая роты вернутся с обеда.

Вместе с повеселевшими от сытной еды его парнями пришли двадцать фермеров с косами и граблями.

– Привет, – Майкл поднялся с травы, – вас Криди прислал?

– Ага, – вперед вышел хмурый невысокий мужчина, – ты Фапгер?