Черная Пустошь

Уцелей хотя бы одна колония скоргов, и все возродится вновь, а если даже и нет, то очередная пульсация Узла неизбежно засеет отчужденное пространство спорами механической жизни, восстанавливая утраченное.

Дитрих приподнял голову, осмотрелся.

Ситуация лишь усложнилась. Лавовые реки наступали, ленивое течение вязкой магмы было неумолимо, обломки военно-транспортного вертолета, врезавшегося в склон ближайшей сопки, уже плавились, активный пластик внешнего слоя бронепокрытия пузырился, стекая по смятым, изрешеченным бортам уродливыми потеками.

Вязкая, покрытая коростой растрескавшихся шлаков магма в некоторых местах доползла до края расселины, изливаясь вниз, вызывая взрывы в глубинах земных недр. Почва вдруг начала ощутимо сотрясаться — путь назад теперь был окончательно отрезан, а впереди вновь взъярились отзвуки боя.

Аскет, оценив обстановку, указал на фрагмент зарослей автонов, образующих подобие ажурного моста, перекинутого через огнедышащий разлом. Постройки техноса, ранее располагавшиеся по обе стороны трещины земной коры, валялись поодаль, превращенные в бесформенные, оплывшие груды размягченного металла, метрах в ста пятидесяти за ними, на гребне небольшой возвышенности, уже появилась цепь из полутора десятков фигур, облаченных в бронекостюмы. Группу зачистки, успевшую высадиться незадолго до крушения военно-транспортного вертолета, сопровождали шесть небольших, похожих на квадроциклы роботов.

— У нас с тобой только один шанс, — негромко произнес Аскет. — По мостику на ту сторону.

— Он же ни на чем не держится! — запротестовал Дитрих, вжимаясь в землю.

— Без вариантов. — Аскет привстал. — Через пару минут и этот путь отрежут. Давай, ты первый, я прикрою!

Дитрих хотел возразить, снова начать бессмысленный спор, но горло как будто сжала невидимая рука.

Он панически обернулся, встретил тяжелый, недобрый взгляд сталкера, с ужасом осознав, что именно Аскет является источником силы, стиснувшей горло, — давление ощущалось как раз в тех местах, где у егеря располагались два штатных (по стандарту Ковчега) метаболических импланта, проступающих сквозь кожу округлыми серебристыми пятнами размером с крупную монету.

В первый миг он подумал, что сталкер просто решил его задушить, но все оказалось намного сложнее и хуже. Митрофан ни словом не обмолвился о мнемотехнических способностях Аскета, а они у него были, причем неслабые. Удушающий спазм, стиснувший горло Дитриха, являлся лишь побочным эффектом от внезапного воздействия на его метаболические импланты, принимавшие непосредственное участие в обмене веществ, позволявшие егерю дышать отравленным воздухом, подолгу обходиться без воды, переносить некоторые дозы радиации, выдерживать физические нагрузки, непосильные для обычного человека.

Последней из перечисленных возможностей и воспользовался Аскет.

Он воздействовал на скоргов, чьи колонии являлись основой любого импланта, работающего в Пятизонье.

Егерь, пару секунд назад вжимавшийся в землю, неожиданно привстал, вскидывая «ИПК». Его мышцы дрожали, но разум оставался чист. Вперед, к шаткому мостику, нависшему над огнедышащей бездной, Дитриха толкнула не злонамеренная воля, управляющая рассудком, и не слабое давление на горло, а всплеск активности скоргов, ускоривших обмен веществ. Когда тело внезапно переполнилось жизненной энергией, лежать на земле, проклиная судьбу, созерцая, как к тебе приближается смерть, стало невозможно, — мышцы напряглись, требуя действия, и он поддался рефлекторному порыву, побежал, удерживая тяжелый импульсный пулемет на уровне груди, готовый в любую секунду открыть огонь.

— Не останавливайся! — хлестнул вдогонку приказ Аскета. — Прикроешь меня с той стороны!

Дитрих ничего не ответил.

Стиснув зубы, он несся вперед, с ходу преодолевая невысокие препятствия, попадающиеся на пути, словно легкоатлет, выкладывающийся на дистанции под воздействием сильнейшего допинга. Если в мире спорта это повлекло бы дисквалификацию, то тут мерилом целесообразности каждого действия являлись жизнь и смерть — судьи куда более строгие и беспощадные, но щедрые на призы.

Аскет, оставшийся на позиции, за забегом Дитриха не следил. Он прекрасно знал, какие шокирующие ощущения испытывает сейчас егерь. Сам вкушал их в полной мере практически каждый день. Однажды с его главным метаболическим имплантом проделали то же самое, вот только обстоятельства сложились трагическим образом — мнемотехник, проводивший вмешательство, погиб, а он выжил и был вынужден скитаться по отчужденным пространствам, без сна и покоя, испытывая постоянный голод, пока методом мучительных проб и ошибок не научился подавлять в себе излишнюю активность колонии скоргов.