Черная радуга

Он сгорбился и повернулся и лестнице, Пашка и Олег уже взбирались по крутым ступеням. Она вдруг закинула руки ему на шею и прошептала:

– Эх, все могло быть иначе…

– Что жалеть о нашей жизни искалеченной… – он осторожно высвободился и пошел не оглядываясь. На лицо наплыла легкая паутина…

Шли, курили, молчали. Направлялись в мансарду кривоносого художника. Дверь была открыта, свет горел, и художник хмуро корпел над каким-то плакатом.

– А-а, входите! – обрадовался он. Вгляделся: – Нашли все-таки?

– Ты даже работаешь? – Матвей подошел. На плакате под крикливой шапкой «Пьянству – бой!» – был правдоподобно изображен заросший щетиной алкаш за столом, где рядом с опорожненной бутылкой лежал хвост селедки, а на углу стола кривлялся чертик. Алкаш был похож на Рыбаченко.

– Давно заказали, а вот сегодня вдохновение нашло – просветленно посмотрел на плакат художник. Выскакивает гад все время, вот и решил писать с натуры.

– Кто выскакивает?

– Вот этот, – ткнул он пальцем в чертенка. – Давыдюка облюбовал. Я сначала сбивал его, а потом думаю – сейчас тебя изображу! И что же! Как увидел, что я рисую, сразу исчез.

– Да зачем он тебе с натуры? Рисуй, как бог на душу положит.

– Хе! Я ведь работаю по системе реального реализма. Вон Павлинову хорошо, он абстракционист и чертей видит в образе чернильных клякс. Неоалкоголик!

Вздохнув, посмотрел на часы.

– Рано еще, даже аптеки закрыты, а то бы луковой…

– У нас есть, – Матвей вытащил женьшеневую.

Художник тотчас выключил свет, запер дверь на ключ. Комната утонула в сером полумраке.

– Чтобы начальство по набрело… оно рано встает. Обходит мансарды, вынюхивает… А мы посумерничаем.

– Откройте! Телеграмма!

Художник вполголоса выматерился. Бутылки быстро попрятали и он медленно поплелся к двери. Сидящие за столом пригнулись.

Щелкнул ключ, в проеме смутно виднелась темная высокая фигура.

– Капуста у вас? – спросила фигура хрипло. – Вот, возьмите, ему телеграмма.

И загрохотали удаляющиеся шаги.

– Капуста? Какая капуста? – бормотал художник, держа телеграмму вверх ногами. – Ничего не понимаю…

– Это я, – Матвей подошел. Но откуда они узнали…

– Они все знают, – прошипел художник, косясь на дверь. – Ты что, не видел, кто принес телеграмму? Тот самый, с алебардой и крыльями…

Матвей дрожащей рукой взял желтоватый листок, подошел к окну. Строчки, напечатанные почему-то алой светящейся краской, прыгали перед глазами: «Нахожусь Хабаровске жду Лена».

Значит, Хабаровск. Город его юности. Завтра же он туда выедет и снова пройдет по знакомым до боли местам. Амурский бульвар, Ласточкино гнездо, буфет «Дальний Восток», улица Комсомольская – вниз и налево, Казачья гора, или просто Казачка.

После долгих розысков он получил наконец сообщение, что Лена находится в верховьях реки Бикин, на метеостанции в Улунге. Туда иногда летали самолеты или вертолеты, если случится что. Но ждать этого…

– Лучше всего добираться из селения Красный Яр моторкой, – сказал ему знакомый охотник. – Присоединись к промысловику… А пройти двести километров вверх по таежной реке – раз плюнуть. Только заломов берегись. Там немало потонуло…

СВЕТЛАЯ ПОЛОСА

Я пишу не об алкоголиках и не для алкоголиков, а для юношей, которые ищут интересной жизни и веселого общения, для тех, кого извращает наша варварская цивилизация, спаивающая их на каждом перекрестке. Я пишу эту книгу для здоровых нормальных юношей настоящего и будущего.

Джек Лондон

Я сидел в засаде на изюбра-пантача.

Залив изгибался дугой, и выхода его на Бикин я не видел. Ночь была темная, луна еще не взошла. Да и какая луна – косой огрызок, уж конец месяца. Вызвездило лишь. И смутно виднелись на фоне звезд ветви дерева вверху.

Стояла такая тишь, какая может быть лишь в заливе пантачей.

Ветхая оморочка[3] скрипнула, когда я пошевелился, по днищу ее перекатились палочки. Звук был чуть слышный, а казалось – барабанная дробь разнеслась над зеркальной водой. Что-то вздохнуло в густой траве.

Вот уже десятые сутки вдвоем с местным охотником мы идем в верховья Бикина на моторной лодке. А сейчас, сидя в заливе темной ночью, я мучительно размышляю и подбиваю бабки.

Итоги неутешительны. Еще раньше я инстинктивно почувствовал, а теперь ясно осознал, что столкнулся с грозным, коварным и беспощадным врагом. И вступил с ним в единоборство не на жизнь, а на смерть. Но оказалось, что это не только мой личный враг, а враг всего человечества. Я специально изучил вопрос, и меня охватил темный ужас.