Черная радуга

Но еще до этого прискорбного инцидента Матвей побывал на его сеансе и не ощутил ничего, кроме скуки. Он добросовестно пролежал целый час, слушая бубнение гипнотизера, и даже не мог уснуть. После этого и брякнул легкомысленно Валентине Михайловне, что не поддается гипнозу. А ведь она еще тогда давала возможность избежать и уколов, и омерзительной рыгачки. Притвориться бы ему, как тому Хамчику, да и полеживать на сеансах, повторяя про себя любимые песни Высоцкого, стихи Омара Хайяма или по памяти читая незабываемую «Одиссею капитана Блада».

— Все понял, Валентина Михайловна. Простите меня, дуралея, — он встал и сделал единственно необходимое — поцеловал ей руку. Тут она покраснела по-настоящему — у нее была нежная кожа, и краснела она легко, — и даже слабо попыталась отнять руку. Наверное, никто из алкашей за двадцать лет работы не целовал ей руки, разве что в белой горячке, принимая за мамочку. Кстати, в нарко ее чаще называли «мамой» («Полундра, мама пришла!»). — Сегодня я окончательно убедился: в груди у вас бьется благородное сердце. И вы настоящий специалист, во мне-то не ошиблись.

Последняя фраза была крючком — теперь ей отступать некуда. Верит она ему или не верит, а выпишет досрочно. Рассуждать при этом будет так: доверие иногда исцеляет алкашей, не пропивших окончательно совесть. По наблюдениям персонала, Матвей был похож именно на такого человека. А вдруг макаренковский метод и тут сработает? Она-то ведь ничем не рискует: сделала все по науке. Риск доставался только ему.

Как, впрочем, и с иглотерапией. Правда, тут Матвей особенно ничем не рисковал: Петр Борисович хотя и был увлекающимся беспочвенным энтузиастом, но к делу относился добросовестно. По слухам, он где-то в столице прошел специальные курсы и долго практиковался, прежде чем приступить к своей ответственной миссии. У некоторых алкашей за пять минут снимал нестерпимую головную боль, воткнув пару иголок в кисть руки, Матвей сам видел. К нему даже приезжали из города какие-то дамочки, измученные бездельем, и он пользовал их от всяких мигреней, неврозов, закрывшись в своем кабинете.

К вечеру того же дня Матвей уже лежал в манипуляционной, весь нашпигованный иголками — из головы их торчало не меньше пяти, — и размышлял о бренности своего существования: промахнись иголка на миллиметр, порази не тот центр — и будешь ходить всю жизнь с вывалившимся набок языком и перекошенными глазами, хорошо если ходить будешь… Иголки были длинные и тонюсенькие, почти не чувствовались, но все равно ощущение было не из приятных. «А не пил бы, подставил бы свою дурную головушку под эти эксперименты? Эх, свобода дороже головушки…» Правда, в глубине сознания где-то теплилась надежда: а вдруг? Ведь не зря эта мудрейшая китайская медицина насчитывает тысячи лет — значит, были у нее и успехи.

У Петра Борисовича лежал на столе атлас точек для чжень-цзю-терапии — так это называлось, и всем желающим он показывал, какие нервы нужно раздражать и к чему это приведет. Текст был написан по-русски, хотя фигуры людей и лица на рисунках носили явно восточный характер, а точки укалывания и вовсе назывались по-китайски, даже глубина погружения иголки указывалась в фэнях (0,3 сантиметра). Все это делается для того, пояснил Петр Борисович, чтобы сохранить единую терминологию в иглоукалывании — она распространена во всем мире, и специалисты должны говорить на одном языке, а не кто в лес, кто по дрова.

Матвей полистал альбом и долго читал описания болезней, которые лечатся китайским способом, удивляясь, как их много, — оказывается, дело-то серьезное, основательное.

— Ну, болезни органов дыхания, обмена веществ, внутренней секреции и тому подобное, даже плешивость, — понятно, — сказал он врачу. — А вот тут и грипп, и дизентерия, и коклюш — они-то вызываются бактериями, вирусами. Как их выгонишь иголочками?

— Все это еще раз доказывает, что лечат не лекарства, а сам организм. Нужно только его активизировать, мобилизовать.

— Но алкоголизма-то тут нет! — кинул он главный козырь. — Не знали его древние китайцы, что ли? А ведь вино пили. Вот недавно читал Пу Сун-Лина — на каждой странице глушат.

— Да разве это глушат? — махнул рукой Петр Борисович. — От того, что выжрет наш рядовой алкоголик за вечер, десять китайцев коньки откинут. Не было у них раньше алкоголизма. Не знаю, может, сейчас оперились…

— А как же вы лечите от алкоголизма? В руководстве ничего не сказано.

— Во-первых, мы проводим лечение по разделу нервно-психических заболеваний, — он заговорил лекционным тоном. — Прежде всего нужно снять разные расстройства, неврозы, депрессии — последствия алкоголизма. Во-вторых, уже есть и новейшие разработки, отечественные комплексы — нас ознакомили с ними.

Он замялся.

— А в третьих? — настырно спросил Матвей. — Нашли в-третьих или нет?

— Пока нет, — вздохнул тот. — Точки, снимающей тягу к алкоголю, еще не нашли. Бьются ученые во всем мире…

«Этот, по крайней мере, честен, — тепло подумал Матвей. — Не пудрит мозги своим всемогуществом, а это вызывает доверие. Доверие — вот что главное».