Черная река (СИ)

- Почему?! Мы – мирные путники, никому не сделали плохого, - Кесса растерянно посмотрела на хеска. – Ты думаешь… они запомнили тебя, когда ты спускался в Скейнат? Ты был тогда в Волне? Река моя Праматерь…

- Оставь богов в покое, - оскалился Нингорс. – Не такое дело, чтобы трепать их имена! Меня помнят, Шинн. Таких, как я, тут немного. И я не успею сказать им, что избавился от Агаля.

- Я скажу, - пообещала Кесса. – Я знаю, что ты в своём уме. И когда был не в своём – ты никого не убивал. Я поговорю со стражей, и тебя пустят в город и примут как гостя.

Нингорс смерил её недоверчивым взглядом, фыркнул и направился к светлому пятну среди тёмных папоротников. Там лежала забытая упряжь. Алгана подобрал её, повертел в руках и недовольно рявкнул.

- Верёвки подъела гниль, - он с досадой бросил упряжь на груду веток. – Тут везде вода!

- Они выдержат, пока мы летим к городу? – спросила Кесса, разглядывая истрёпанные лианы. – Там найдутся ремни из прочной кожи, которые не будут гнить от тумана. Если, конечно, ты не устал меня носить…

- Да тебя и незаметно, Шинн, - фыркнул Нингорс. – Странно, что тебя ветром не уносит.

Он снова лёг в траву, подставил солнцу широкие крылья. Кесса села рядом, не решаясь его потревожить. Зеркало Призраков тихонько зашуршало подвесками, что-то всколыхнулось за тонким слоем стекла – что-то громоздкое всплывало из серых глубин. Кесса пригляделась и увидела тёмную махину причудливой формы. Она похожа была на голову огромной стрекозы – с выпуклыми стеклянистыми глазами, в которых горело золотое пламя. Странные выступы, изогнутые трубки, ярко выкрашенные заклёпки торчали со всех сторон. Древний механизм появился на миг из зеркальной мути, промчался от края до края пластины и сгинул, оставив потревоженный мрак и едва заметный запах горящего земляного масла. Кесса поёжилась – этот похоронный смрад ничего хорошего не сулил.

- Эльфийская штука? – спросил, тронув когтем зеркало, Нингорс. Темень за стеклом рассеялась, и пластина отразила широкую короткопалую ладонь в грубой тёмной коже. Шерстяной покров на руках Алгана доходил от плеча до запястья и обрывался, оставляя пару жёстких пучков между костяшками; лапа была жёсткой и горячей.

- Нет, - качнула головой Кесса. – Это из Тлаканты… из мёртвого мира, на развалинах которого живём мы. Речник Фрисс принёс её из Старого Города. Это Зеркало Призраков. Они живут там, иногда выглядывают.

- Призраки… - шевельнул ухом Нингорс, обнюхивая стекло. Оно исправно отразило его усатую морду, нос, выступающие из-под губы клыки. Хеск мигнул.

- Оно показывает живых?

- Трудно сказать, - пожала плечами Кесса. – Кто жив, а кто не очень… Я видела в нём тебя – или твоего родича. Это было прошлой весной, и он не был похож на призрака. Он летел над лесом…

- Эта штука сама выбирает, что показать? – Нингорс ткнулся в стекло носом, и пластина зарябила. – Ты умеешь говорить с ней?

- Нет, Нингорс, - Речница тихо вздохнула. – Никто не умеет.

- Пусть так, - хеск отвернулся и снова улёгся на траву.

…Утром ни одна харайга не заскрипела в кустах – еда кончилась, и ящеры разбежались. На рассвете захлопали крыльями стервятники, покидая насиженное дерево. Нингорс с ворчанием поднялся, стряхнул с крыльев болотный туман и остановился у старого хвоща, поросшего мхом и травой. Сорвав пучок тёмных пахучих листьев, он сунул их в пасть.

- Ты ешь траву?! – изумлённо мигнула Кесса и потянулась за листьями, но Нингорс накрыл лапой её ладонь и отвёл в сторону.

- Не трогай, - буркнул он и полез в кусты. Вскоре оттуда донёсся шорох разгребаемой листвы, судорожный выдох и бульканье. Кесса отщипнула листик незнакомой травы, помяла в пальцах и осторожно лизнула – и тут же сплюнула, сморщившись от омерзения. Горечь обжигала язык и выворачивала потроха наизнанку.

- Говорил – не трогай, - пробурчал Нингорс, выбираясь из кустов. – Давай сюда сбрую. Взлетим, пока тучи не сомкнулись, и я поищу сверху город.

…Лес поредел, и деревья, мелькающие внизу, уже не упирались ветками в облака. Островки молодых хвощей и низкорослых папоротников со всех сторон окружали торчащие из земли столбики. Их натыкали рядами, кое-где соединили перекладинами, и каждый из них был похож на огромную катушку, но вместо нити на них намотались тонкие живые стебли. Там, где кроны папоротников смыкались, из-под них виднелись груды трухлявых стволов и гнилой коры – и прорастающие сквозь останки деревьев пёстрые грибы – раздутые бесформенные комья, шипастые шары, мохнатые воронки… Под деревьями мелькали светло-серые полосатые спины – мохнатые жители уже собирали урожай, и землистый запах грибов разносился по равнине. Промелькнуло внизу изогнутое русло реки, тень крыльев на миг упала на воду, и с пробирающейся мимо отмелей лодки долетели испуганные возгласы. Нингорс поднялся выше, из облачной дымки глядя на равнину. Клок пузырчатой небесной тины налетел на его крыло, на мгновение повис на нём и помчался дальше.

- Ох ты! – горячий ветер коснулся плеча Кессы, и она пригнулась. – Нингорс, влево!