Черная река (СИ)

Чешуйчатый хеск посмотрел на неё с высоты своего роста. Эмма усмехнулась.

- А покажи, - кивнула она.

…Тем утром Кесса видела, как Ингейн и Речник Фрисс сидят рядом с удочками на причале Фирлисов и говорят о чём-то вполголоса. Близко подойти она не решилась – но, похоже, ничего плохого не было сказано. И к полудню, покончив с дровами, Ингейн вернулся в пещеру Фирлисов, а потом там раздался треск и хруст. Несколько мгновений спустя из пещеры вылетели сердитые Атун и Нарин, за ними выбрался хеск, выкатив на берег самую большую из бочек с кислухой. На ней был намалёван размашистый жёлто-белый знак – «продаётся». Эмма стояла на тропе у пещеры, тянула из ковшика что-то горькое и пахнущее травами, и в её волосах пестрели колдовские перья и лепестки. Кесса, забыв о делах, так и застыла на пороге, и Речнику Фриссу пришлось обходить её.

- Ага, - кивнул он, глядя на бочку и сбегающихся к ней жителей. – Всё правильно. Надо завтра слетать с ним в Лес. Кора, ветки… Там, в пещере, осталось одно гнильё!

- Что делает Ингейн? Ты знаешь? – тихо спросила Кесса.

- Полезное дело, - усмехнулся Речник. – Теперь бы Эмма не подвела. От дурмана нелегко отвязаться, а Ингейн пока что зелья готовить не может…

… «Крогзет, Крогзет,» - Кесса повторяла про себя название далёкой страны, перекатывая его на языке, как медовый шарик. «Крогзет… Далеко, должно быть, эта земля, если даже Речник Фрисс о ней не слышал!»

- Тебе, наверное, непросто будет вернуться домой, - вздохнула Сима. – И скоро ты, Ингейн, отправишься в путь?

- Мне некуда спешить, - хеск разлёгся на примятой траве, щурясь на угасающий костёр. – Два или три больших круга… может, четыре. В Крогзете пока поживут без меня.

- Целых сорок лет?! – Сима недоверчиво покачала головой. – Вы, наверное, долго живёте.

- А как же твои родичи? – осторожно спросила Кесса. – Они не встревожатся, не заскучают? И никто не пойдёт искать тебя?

- А-а, - Ингейн шевельнул спинным гребнем. – Вот о чём ты. Нет… Хвала богам, мой последний выводок уже год как в твёрдой чешуе, и с тех пор я брожу один. И этой весной никто не отложил для меня ни единого яйца. Хвала богам! Три выводка без передышки – это очень напряжно…

Он зевнул, показав острые зубы. Кесса озадаченно мигнула.

- Ингейн! Там, в Крогзете, живут твои дети? А скажи, сколько их? И… - она хотела задать ещё немало вопросов об откладке яиц, но Сима пихнула её в бок и сердито шикнула.

- Э-уэх, - Ингейн, зевнув, помотал головой и кое-как свёл глаза в одну точку. – Четверо. Теперь хочу отдохнуть.

Кесса и Сима переглянулись и удивлённо присвистнули.

- Это много, - кивнула Кесса. – А твои жёны и дети не разозлятся, что ты живёшь с Эммой? Если кто-то надумает навредить ей…

Теперь удивлённо мигнул синий ящер.

- Навредить? Злиться? – он несколько раз сложил и развернул гребень, и на шорох из соседнего спального кокона выглянул заспанный Конен Мейн, но тут же улёгся обратно. – Зачем?

- Ну… чтобы ты вернулся, - неуверенно сказала Сима. Кесса сидела, в задумчивости перебирая травинки. Местность, где жил этот хеск, определённо была очень странной, и его народ – тоже.

- Эмма вылечила меня, - склонил голову Ингейн. – Я теперь отдаю ей долг. Если ей навредят, я должен буду отомстить. И это не поможет моему возвращению. И потом – зачем возвращать меня? Я жив, и я сам туда вернусь, когда придёт время.

- И ты не скучаешь по Крогзету? – осторожно спросила Кесса. – И по живущим там…

- Здесь нескучные земли, - усмехнулся зубастой пастью Ингейн. – Совсем не скучные. Знорки! Вы собираетесь спать этой ночью? Я – собираюсь.

Он мешком повалился на траву и закрыл глаза. Кесса и Сима на цыпочках обошли его и забрались в свои спальные коконы, но сон к ним не шёл. Издалека, с востока, доносился многоголосый вой – в отдалении перекликались волчьи стаи.

- Стало быть, Эмма будет откладывать яйца, - сказала Кесса. – Это, наверное, больно.

- Люди так не умеют, - решительно замотала головой Сима. – Ничего не получится.

Ветер даже ночью не утихал и шелестел в молодой траве, стучал высокими сухими стеблями, трогал борта корабля, но хиндикса со спущенным шаром и снятыми парусами не отзывалась на его свист. Груды дров громоздились на её палубе, и те, кто хотел спать на корабле, улеглись прямо на поленницы. По бортам свисали мешки, полные сухих листьев, стрякавного волокна и свежей травы. Ещё три корабля улетели этим вечером, и злаки, примятые ими, не успели распрямиться, эта хиндикса ждала полудня, чтобы улететь следом. Дебри сухой осенней травы быстро редели, уступая место молодой поросли, все – и люди Фейра, и жители Нануры и Фьяллы, и кочевники-олда – проводили дни и ночи в степи, вырубая остатки сушняка. С юга неспешно, но неотвратимо надвигались летние грозы с их ветвистыми молниями и вечным запахом горелой травы. Близился Майнек, первый месяц лета.

========== Часть 3 ==========

Глава 08. Прибрежная тропа