В пещере Скенесов было пусто и холодно, очаг погас, и его камни остыли. Кесса осторожно сняла со стены тёмную, тускло поблескивающую пластину и положила себе на колени. Свисающие с Зеркала перья и странные осколки искусственных камней – рилкара и фрила – закачались на толстых нитках. Кесса протёрла рукавом тусклую гладь и поднесла к ней ладонь. Она отразилась в древнем стекле, но расплывчато – розовато-белесое пятно с тающими краями.
- Призраки не спят, - кивнул Хельг, поднося к Зеркалу палец. Отражение появилось не сразу и было таким же мутным. Поверхность стекла как будто рябила.
- Что-то там шевелится, - прищурилась Сима. – Уберите руки, оно под ними…
Сквозь темнеющую рябь на миг проступила синевато-белесая скала с чёрными отверстиями – цепочка за цепочкой они опоясывали высоченный каменный столб. Красная точка мелькнула мимо него и сгинула. Кесса изумлённо мигнула.
- Дом! Смотрите, там древний дом!
Рябь всколыхнулась снова и поглотила все тени – теперь из Зеркала на Кессу смотрело только её отражение. Хельг досадливо вздохнул.
- Здоровенный домище. Говорят, таких в Старом Городе полно, и все стоят – не шелохнутся. А ведь сколько зим миновало…
- Ты красную штуку заметила? – Сима ткнула Кессу пальцем в плечо. – Летающая штука!
- Маленькая такая, - покачала головой Кесса. – Мала для корабля, даже для древнего. Верно, птица… или Скхаа – они как раз такого цвета, когда голодны.
Хельг ухмыльнулся.
- Тебе везде хески мерещатся. Что твоему Скхаа делать в Старом Городе? Их и не было тогда…
- Тише вы! – фыркнула Сима. – Там что-то шевелится!
Они втроём склонились над осколком древнего стекла, мигом запотевшего от их дыхания. Что-то мелькало за зеркальной мутью, проступая медленно, словно всплывало из глубины.
- Хаэй! – окрик отца заставил Кессу вздрогнуть. Гевелс Скенес стоял на пороге и смотрел на гостей неласково.
- А, вот ты где, а я обыскался. Идём, - он крепко взял Кессу за плечо. – А вы, оба, занялись бы чем дельным.
Идти было недалеко – всего лишь до пещеры Мейнов. Не останавливаясь, Гевелс миновал большие залы, длинную цепь кладовок, и остановился в самом дальнем конце норы, там, где она изворачивалась, упираясь в последнюю, наглухо занавешенную дверь.
- Иди, - Гевелс подтолкнул Кессу к закрытому проёму. – Мне нельзя туда.
Она приподняла завесу, и сырой горячий воздух накрыл её с головой – так, что она не сразу смогла вздохнуть. Её схватили за руки, вытряхнули из плаща.
- Хаэй, - выдохнула ей в лицо похудевшая и потемневшая лицом за зиму Эмма Фирлисова. – На ногах держишься? Снимай всё, до нитки. Не замёрзнешь.
Она поправила утиные крылья, прицепленные к узкой налобной повязке, и попыталась вытянуть из волос сухой колючий стебель, но растение не поддалось.
- Зачем это? – насторожилась Кесса и подалась было к двери, но её удержали за плечи. Сзади стояла Огис Санъюгова – в одной длинной рубахе, с такими же крыльями на голове и с сушёной рыбиной на груди.
- Не бойся ничего, - сказала она. – Ты в том году была сговорена с Речником Фриссом – теперь пора отметить тебя знаками Таурт, пусть богиня за тобой смотрит.
Теперь глаза Кессы привыкли к полумраку – подземную тьму разгоняло только свечение двух маленьких церитов, один из которых висел на груди у Эммы, а второй держала Кест Наньокетова, старшая в роду Наньокет. Она стояла у кадушки, от которой валил пар, в горячей воде плавали клочья тины.
- Долго же тебя ловили, Кесса, - покачала головой Кест, черпая пригоршнями воду. – Встань передо мной и не двигайся. Эмма!
- Хаэ-э-эй! – протяжно проговорила колдунья, проводя по спине Кессы пучком сухой травы. – Сила корней взрастила тебя, сила трав взрастила тебя, сила вод взрастила тебя! Мацинген имя твоё назовёт, Макега имя твоё назовёт, Река-Праматерь имя твоё назовёт!
На голову Кессы вылилось полведра тёплой воды, пахнущей берёзовым листом и многократно разбавленной кислухой. Не успела она вытереть глаза и отплеваться, как по её спине хлестнули сухой травой. Пучок этот был смочен чем-то красно-рыжим, и капли краски расплескались по коже Кессы и повисли на мокрых волосах.
- Пусть Таурт растит тебя, пусть она твоё имя называет! – возгласила Эмма, прикладывая к животу Кессы тёплый круглый камень. Огис и Кест держали её за плечи, рыжей краской вычерчивая на лопатках и пояснице странные знаки.
- Плодовитой женой пусть назовут тебя, матерью многих детей пусть назовут тебя, старшей великого рода пусть назовут тебя! – Эмма обмакнула палец в краску и начертила разлапистый знак под ключицами Кессы. – Многих сыновей и дочерей ты принесёшь для нового рода! Четверых сыновей, четверых дочерей!
- Так, как было в вашем роду, - негромко проговорила Огис, выпуская мокрую Кессу из парилки. – Ваша праматерь – из плодовитых. Четверо сыновей! Если Таурт будет добра к тебе, столько же родишь и ты.
Эмма протянула Кессе ворох сухой тины.