Черная роза

Наконец на круглом барьере показалась левая рука Дубы. «Наверное, он держит нож в правой»,- подумали Маргит и сержант. Но вот через барьер перекинулась и правая его рука, грязная и мокрая. Пальцами Дуба делал знаки: «Помогите вылезти, тащите».

Тем временем к колодцу подошли и соседи. Минувшие четверть часа оказались слишком тяжелым испытанием для любопытства, и Халмади не устояли. Первой подошла жена, а за ней бочком приблизился и сам хозяин.

- Видишь, Бёжике, даже ваша лестница оказалась коротка,- встретила Маргит соседку.

Сержант сделал знак Карою подойти ближе и даже разрешил заглянуть в колодец. Халмади зевнул во весь рот.

- Если уж я залягу спать, то три дня просыпаюсь только от голода. Но и тогда глаз не открываю, жена мне еду прямо в рот кладет,- сказал он.

Помогая Дубе, мужчины ухватились за правую его руку, левая досталась Маргит и Бёжи.

Во рту Дуба держал нож, зажав зубами рукоятку. Длинное тонкое лезвия косо торчало сбоку, как диковинный ус. Выбравшись из колодца, он повернулся лицом к сержанту. Тот достал из кармана листок чистой бумаги и осторожно, двумя пальцами вынул нож изо рта исследователя колодца. Обернув нож бумагой, он убрал трофей в полевую сумку.

- Все. Начальство разберется.

Халмади, стоя в сторонке, смотрел, как Дуба полощется в колоде с водой, смывая грязь и ил с рук и лица, и укоризненно качал головой.

- Что вам не нравится? - не стерпел, наконец, Дуба.- Может, то, что на мне сухого места нет, одна грязь? Или что в летний день я дрожу как овечий

хвост?

Однако Халмади не склонен был пояснять свое неодобрение словами.

- Говори, чего уж там! - подбодрил его поборник правосудия, стуча зубами.

- То, как вы держали ножичек во рту.

- Что в этом такого? Ничего особенного.

- Ну и зверь же вы, господин Дуба!

- Это почему же?

- Ведь этим ножичком закололи не барана, а вашего зятя!

21

- Как тебе спалось ночью?

- Право, даже не знаю.

- Зато я знаю. Я видела тебя.

В этот праздничный день все население села изрядно выпило. Пили и стар и млад, даже ребятишки - с позволения родителей, конечно,- приложились к рюмочке сладкой наливки.

Анна Тёре не выпила ни глотка. Она словно предчувствовала, что ей необходимо будет сохранить ясность ума.

Поведение старшего лейтенанта Буриана несколько сбило ее с толку.

Времени у нее было в обрез. Надо действовать - это она понимала отлично. Отрезав кусок жареного мяса, хлеба и отсыпав домашнего печенья, она быстро и ловко все завернула в бумагу. Затем, отыскав дорожную сумку Эммы, положила туда еду и две книги, которые привезла с собой дочь. Вероятно, она надеялась, что сможет здесь в привычной сельской тишине позаниматься. Ведь ей предстоит уже второй курс. Однако кто же занимается в августе?

В доме не должно остаться ни одной ее вещи! Взяв сумку, Анна отнесла ее в самый конец сада и спрятала в кукурузе. На дороге, позади огородов, не было видно ни души.

Она вернулась во двор и поднялась по лестнице, прислоненной к крыше.

- Эммушка… - тихонько позвала она. - Эммушка! - повторила она громче.

Осмотрев чердак сквозь щель в дверце слухового окошка, Анна никого не увидела. Тревога сдавила ей горло - уже, не сделала ли дочь что-нибудь над собой?

Поднявшись на чердак, Анна на цыпочках обошла трубу. Там за трубой, сжавшись в комочек, на балке сидела Эммушка.

- Я звала тебя.

Девушка непонимающе взглянула на мать.

- Разве ты не слышала?

- Нет.

Над головой Эммушки тянулась вторая толстая балка, веревка, оставшаяся на ней с прошлого года, тоже выглядела довольно странно. Что было на ней тогда подвешено? Окорок? Корейка?

- Идем!

Эммушка показалась ей более растерянной, чем вчера, когда приехала. Девушка послушно встала.

- Я могу сойти вниз?

- Можешь. Иди вперед.

Лицо Эммушки, будто чуть-чуть просветлело - наконец-то она освободится из чердачного плена.

«Нет, это же веревка для сушки белья! Слава богу, глупышка ее, кажется, даже не заметила. Да она и не могла ни о чем таком подумать, несчастная…» - успокаивала себя Анна.

Возле дверцы, прикрывавшей чердачное окно, Анна тронула Эмму за плечо.

- Скажи, Эммушка, ты совсем не чувствуешь себя несчастной?

- Чувствую. Теперь чувствую.

- И давно?

- С утра.

Мать поняла почему, и это огорчило ее еще больше.

- Ты хорошо спала ночью?

- Право, даже не знаю.

- Зато я знаю. Я видела тебя.

Девушка, неуклюже переступая со ступеньки на ступеньку, слезла вниз. Мать пристально вглядывалась в ее фигуру. Однако ничего не заметила и успокоилась. А может быть… Может быть, все это неправда? Увы, правда, горькая правда. Вчера вечером она расспросила дочь до мельчайших подробностей: Эммушка знала все точно и определенно, перечислила все признаки и симптомы беременности, по-ученому холодно и бесстрастно. Но «на и теперь так же холодна и бесстрастна, в этом весь ужас!

Эммушка держала конец стремянки, пока не слезла мать.

- Погоди!

Анна позвала Дёзёке и Идуку.

- Прощайтесь. И запомните - Эммушки дома не было!

С любопытством, погладывая на свою загадочную старшую сестру, дети стали с ней прощаться.

- Про голубей я расскажу тебе в следующий раз,- сказал мальчик.