Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья

Из Константинополя Y. pestis отправилась по торговым путям на юг в Дарданеллы, тонкую полосу голубой воды, которая ведет путешественника, держащего путь в Европу, в Эгейское и дальше в Средиземное море[248]. Летом 1347 года как раз в Дарданеллах мир делился на две части. Сразу к западу лежали зеленые залитые солнцем холмы Европы, все еще не тронутые чумой, а на востоке оставались уже зараженные равнины Малой Азии. Спускаясь через пролив, Y. pestis остановилась, чтобы отдать дань уважения Ксерксу, персидскому королю, который построил понтонный мост из кораблей, чтобы переправить свою армию через воду. Затем, когда на горизонте появилось Эгейское море, чумная палочка устремилась по нескольким направлениям. Один рукав чумы отправился на север – через Грецию, Болгарию и Румынию в общем направлении на Польшу, второй на юг – через Средиземное море к Египту и Леванту, в то время как третий вернулся назад, на восток, добравшись в конце лета до Кипра. Словно пытаясь отторгнуть злокачественную опухоль, природа острова тут же поднялась в жестоком восстании. Сначала разверзлась земля, и «сильное землетрясение» вырвало с корнем деревья, обрушило холмы, сровняло с землей здания и убило тысячи людей. Затем разгневанное море подняло такую огромную приливную волну, что казалось, на своем пути к острову она достает до самого солнца. Матери хватали своих детей, фермеры бежали с полей, чайки метались по небу, тараща глаза и крича в тревоге. Рыбаки, оказавшиеся между берегом и волной, быстро шептали свою последнюю молитву, когда искристый цвет Средиземного моря исчез за безжалостной черной стеной воды. Мгновение спустя с диким грохотом обрушились ударные волны, разлетевшиеся по поверхности воды на десятки миль во всех направлениях, затем обширные участки прибрежного Кипра исчезли в бурлящем море белой пены. «Корабли вдребезги разбились о камни… Этот плодородный и цветущий остров превратился в огромную пустыню»[249], – писал один немецкий историк. Казалось, сам воздух взбунтовался. «Зараженный чумой ветер разнес настолько ядовитый запах, что многие, вдохнув его, внезапно падали и умирали в ужасных муках»[250][251]. Когда последовало одно бедствие за другим, встревоженные киприоты начали опасаться, что их рабы-арабы могут восстать. Запретив себе думать о жалости, островитяне потянулись за мечом. День за днем этой суровой осенью сотни мусульманских мужчин, женщин и детей были загнаны в разоренные оливковые рощи, усеянные лужами и покореженными, вырванными с корнем деревьями, и убиты теми, кто в течение недели сам умрет от чумы.

Четвертый рукав чумы понесся на запад – через Средиземное море, пока не натолкнулся на остров, еще более измученный, чем Кипр, с еще более трагичной судьбой.

Сицилия находится всего в нескольких милях от побережья Европы, но она словно из другого мира – из более примитивного, замкнутого и, прежде всего, жестокого мира. Жестокость проявляется здесь во всем: небо здесь слишком голубое, солнце – слишком яркое, люди – слишком вспыльчивые, а ветер, пронизывающий летний сирокко, дующий из Туниса на север через Средиземное море, режет глаза, обжигает горло и забивает легкие песком. Даже история Сицилии, история, полная лукавства, закабаления, крови и отчаяния, способствовала тому, что люди, живущие на солнечном средиземноморском острове, превратились в черствых фаталистов. На Сицилии, говорит местный писатель Леонардо Шаша, «мы не используем будущее время глаголов. Мы никогда не говорим: «Завтра я поеду в деревню». Мы говорим: dumani, vaju in compagna – «Завтра я собираюсь ехать в деревню». Как тут не стать пессимистом в стране, где у глагола отсутствует будущее время?»[252]

Самый трагический период в истории Сицилии начинается почти как детская сказка. «В октябре 1347 года[253], примерно в начале месяца, двенадцать генуэзских галер вошли в порт Мессины»[254]. Автор этих слов, францисканский монах по имени Микеле да Пьяцца, не уточняет, откуда приплыли галеры – из Каффы, другого черноморского порта, Константинополя, Румынии или откуда-то ближе, – но очевидно, что ничего в этих судах не показалось странным или подозрительным. Когда корабли пришвартовались, жители Мессины продолжили заниматься своими повседневными делами, наслаждаясь последними часами нормальной жизни, прежде чем их мир изменится до неузнаваемости. Рыбаки разгружали свой улов, старухи сплетничали, выглянув из окон, дети гонялись друг за другом по длинным золотым пляжам, мягкий осенний ветер танцевал по узким улочкам города. Но вот галеры бросили якоря, спустили на сушу трапы, и генуэзские мореплаватели буквально высыпали на доки, «неся в своих телах такую болезнь, что если кто-то заговаривал с одним из них, то сразу же заражался, и ему уже было не избежать смерти»[255].

Черная смерть прибыла в Европу[256].