Чёрная смородина

Я зверь! Волк! Очень хорошо это почувствовала на следующий день, когда бежала по лесу к древнему капищу. Вспомнила свой свадебный обряд и тут же услышала теплый отклик от Стаха: он послал мне образ обнаженной женщины среди цветущего луга. Приятно, когда на тебя так реагирует твой мужчина. Осторожно перепрыгнула поваленное дерево, стараясь не упустить из вида волков впереди, машинально ориентируясь на белую шерсть Виттура. А потом стало не до веселья: еле продралась через заросли сехлы — жутко колючего кустарника. Не одной мне пришлось туго, позади расслышала ругань Полины.

Ничего себе фири-гахум (главная волчица стаи — Прим. авт.) перлы выдает! Кто ее научил троличьим ругательствам? Надо запомнить!

"Я тебе запомню!" — пригрозил Стах, бегущий впереди.

Наконец, впереди появился небольшой просвет. Мы выбежали на небольшую поляну. Волхв, беты, наши и Виттура, уже ждали нас. Ральф спокойно сидел на руках у Владека Маюрова. Мы перекинулись и быстро оделись. Я с интересом разглядывала церемониальные одежды на Стахе и Полине. Рейнгольд Виттур стал рядом:

— Это лен.

— Льняная ткань имеет самую сильную энергетику. А руны… тингог?

Белый альфа скривил рот в подобии улыбки:

— Язык Ледяных волков.

Мы замолчали, потому что начался ритуал. Ральф, оказавшись в незнакомом месте и, наверное, почувствовав необычную энергетику, тихонько захныкал. Полина укачивала малыша, попутно выполняя требуемые действия.

Когда жрец велел Полине обнажить грудь и приложить ребенка, мужчина рядом со мной дернулся. Я заметила недовольно поджатые губы Белого волка. Ревнует.

— Это символ кормления. Так мать кормит своего младенца, — шепотом объяснила я.

— Знаю, — Виттур нервничал все время, пока его пара стояла полуобнаженная.

Оборотень то и дело морщился, словно от боли. Перехватив мой взгляд, он пояснил:

— Брачная метка. Полина обновила недавно.

Понимающе улыбнулась:

— Моя метка у Стаха тоже долго заживала…

Я не договорила, потому что Белый вдруг напрягся и пристально посмотрел на меня:

— Люция, ты поставила Стаху метку?

— Да. А что? Разве не так делают оборотни, решившие создать пару?

— Так, но с альфами немного иначе. Альфа — самый сильный волк, и чтобы подстраховаться на случай бездетности, его пара ставит метку только после рождения детеныша.

— Ой, я не знала.

— Ну, ты-то, может, и не знала, а Стах знал точно! — заметил Виттур и перевел пристальный взгляд на Карнеро. — Твоя метка, усыновление Ральфа… Что удумал этот волк?

Наше перешептывание не осталось незамеченным. На меня укоризненно посмотрел Зареслав — и я пристыженно замолчала.

А обряд приближался к финалу. Уже волхв спросил у Полины и Стаха, чей это детеныш, и услышал в ответ:

— Мой!

Тот же вопрос задали Герв Санторо и Владий Арлаг. И снова прозвучало:

— Мой!

А потом все посмотрели на нас с Виттуром. Рейнгольд улыбнулся своей паре:

— Чей это детеныш, родная?

Полина не сдержала смешка и с покаянным видом развела руками:

— Мой!

— И мой! — Стах завязал на ревущем Ральфе тканый пояс и подхватил малыша на руки. — Ральф Карнеро.

Обряд был завершен.

Поздно вечером, уложив детей спать и оставив няньку присматривать за ними, мы устроились на одной из двух террас на втором этаже. Полина, облокотившись на перила, любовалась садом.

— Какая красота!

— Что? Надоели снежинки с льдинками? — посмеивался Стах.

— Надоели, — вздохнула волчица.

— Устрой зимний сад.

— Я думала об этом… потом решила, что не стоит.

— Дорого?

— Дело не в цене. Растения жалко. Расти под лампами, под искусственным светом и никогда не видеть настоящего солнца — это… Это как… — оборотница запнулась, подбирая подходящее сравнение. — Как тебе объяснить, чтобы ты понял? Это как тебе переспать с резиновой Зиной.

— Это что за неведома зверушка? — Стах настороженно смотрел на волчицу.

— А твои знакомые демоны не рассказывали? Как это они упустили? — поддела Полина и отвернулась. — Что так вкусно пахнет?

Я стала рядом, краем глаза заметив, как волк быстренько вытащил гилайон и позвонил кому-то. Запах, заинтересовавший волчицу, узнала сразу.

— Это химилии. Цветы из мира демонов. Они цветут в сумерках и источают…

За спиной грянул мужской хохот. Мы с Полиной повернулись, глядя на волчьих вожаков, уткнувшихся в гилайон. Оборотница хмыкнула:

— Похоже, наших мужей только что просветили. А ты не спросишь, что это такое?

Лишь улыбнулась:

— Раньше я часто была в Междумирье.

— Ясно, — и Полина снова принюхалась. — Обалдеть! Я бы здесь ночевала.

— Комары загрызут.

Волчица, наверное, заметила мое скептическое отношение к ее восторгам.

— Тебе не нравятся этот запах?

Я пожала плечами:

— Приятный и приятный.

— Люция, а какой запах тебе нравится? — ни с того ни с сего спросил Рейнгольд.

Я ответила не задумываясь:

— Смородина.

Стах согласно кивнул, а наши гости удивленно переглянулись. Действительно, выглядело странно: кусты черной смородины росли по деревням довольно часто. Кажется, что особенного? Куда чаще восхищались ароматом роз и тех же химилий. А Полина вдруг сказала: