Чёрная смородина

— Не может быть! Да-а, дела-а… — Прокурор искусно изобразил неосведомлённость, — там председатель — Матвеев?!.. Никогда бы не подумал… — Вообще-то на этого Матвеева прокурору было абсолютно наплевать, точно так же как и на размазанную по стене смородинку. Разве что еле заметный неприятный осадок в душе остался: всё-таки пятно на светлой стенке, — ай-яй-яй, настоящий коммунист, прекрасный человек… Что-то здесь не так, ты не находишь?

— «Следствием проведена колоссальная работа, товарищ М-кртчан»…

— Ты, как коммунист, должен правильно понимать текущий политический момент, — перебил его прокурор, уже забыв про пятнышко, — глубже, глубже надо копать, а не так — на шаманском уровне! Ладно, выяснишь, кто куратор — позвонишь, жду у аппарата…

Надо сказать — М-кртчан прекрасно знал, кто был куратором многострадального колхоза, но до ухода Элеоноры ему и на это тоже было абсолютно наплевать: наивно полагал — перебесится баба, да успокоится. Но вот так, нагло и открыто… Гордость прокурора была ущемлена не на шутку.

То ли шестерёнки у бюрократического аппарата закрутились с бешеной скоростью, то ли их, этих передаточных шестерней стало гораздо меньше, но — прокурор ещё не допил рюмочку коньяку, как раздался жизнерадостный звонок:

— На проводе.

— «Капитан Н-штейн докладывает», — голос капитана показался тоже весьма жизнерадостным, почему-то это тревожило, — «ревизор райкома товарищ Токарчук курирует колхоз»!..

— Спасибо, тебе огромное, дАрагой! Утром зайдёшь: вскрылись новые обстоятельства. — Прокурор на всякий случай решил припугнуть следователя НКВД (всякое в жизни бывает): — Да, кстати, ты не знаешь, кто это эпохальную книгу современности «Конституция РСФСР» в вещдоки по уголовному делу записал?

— «Э-э… ы-ы»… — замялся Н-штейн, жизнеутверждающие интонации исчезли, прокурору стало как-то покойнее.

— Не знаешь?.. Ладно, пока это несущественно… Ты возьми себе на заметку, как-нибудь напомнишь.

— «Э-э»…

— Хорошо, спокойной ночи.

Вконец измотанный прокурор забылся в сладком сне.

Всё-таки история донесла до наших дней смутные отголоски этих грёз. Ему снилась совершенно безобидная и хозяйственная доярка Матрёна: под бодрящие звуки джаз-банды Леонида Утёсова, она, красиво пританцовывая фокстрот, шла к нему из кухни в распахнутом халатике и с миской необыкновенно крупных ягод чёрной смородины в руках: «Всё будет, учугей, мой пегий жеребец!..».

Ласковые лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь раскрытые настежь окна, играли весёлыми бликами на перламутровых пуговицах и сногсшибательном пупке, лёгкий шаловливый сквознячок трепал её распущенные волосы.

Прокурор простёр к ней руки: «Мы вместе будем строить наше светлое будущее — ты, и я, да только ты и я, да мы-ы с тобо-ой!». Матрёна играючись прижала свой тугой пупок к его колючим небритым устам, и повторила: «Ах, ты мой пегий жеребец!»… Засмущавшийся М-кртчан взял с рядом стоящей тумбочки круглую печать городской прокуратуры, дыхнул на неё, и нежно поставил синий оттиск рядом с пупком: «Ты моя навеки»!

«Се-ердце, тебе не хочется поко-оя!» — скрипел патефон модным голосом Утёсова…

* * *

Ещё раз внимательно прочитав документ, прокурор дыхнул на печать и аккуратно прижал к листу. Встал из-за стола, открыл створки окна, — помещение тут же наполнилось свежим ядрёным воздухом.

— Эх, хорошо-то как!

…«Прекратить дело за отсутствием состава преступления» — прокурор мотивировал свое решение тем, что после принятия Конституции, райкомовским куратором в селе Атамай злонамеренно не было проведено по ней ни одного официального разъяснения. По этой причине неграмотные, но, надо признать — политически подкованные и преданные делу и идеалам революции, колхозники неверно истолковали пункт N128 «о свободе вероисповедания».

Настоящим врагом народа оказался матёрый французский шпион Токарчук, который преследовал коварные цели — подорвать ничем незапятнанный авторитет председателя колхоза, нанести ощутимый финансовый урон советской власти, сорвать планы пятилетки, пошатнуть устои мироздания. Опытного вражеского агента было трудно изобличить и призвать к ответу, профессионалам пришлось немало потрудиться.

За отличие в службе и рвение (и т. д.)… в раскрытии этого сложного и необычайно запутанного дела, за своевременное выявление вражьего резидента, а также за то, что настоящему, кристально чистому большевику — коммунисту Матвееву, в лице которого партия и правительство (и т. д.)… — было возвращено непорочное имя; колхозники — честные строители коммунизма (и т., п.,)… вновь встали в стройные ряды строителей коммунизма; капитану Н-штейн было присвоено высокое звание майор. И к нему вернулась его бывшая, глубоко раскаявшаяся супруга — Элеонора Евстигнеевна Хрящ.

Прокурор М-кртчан Элеонору Хрящ обратно в лоно своей семьи принимать категорически отказался: в качестве доброй хозяйки его вполне устраивала неприхотливая во всём почётная доярка колхоза «Красная звезда» — Матрёна.

* * *