Черная тарелка

Купи кипу пик купи пику… ети твою мать!.. купи кипу пик купи кипу пик…

– Чего стучишь? Заходи! Его Геннадием Никодимычем звать, – ободрил меня джинсовый, и я несмело приоткрыл дверь.

В комнате были двое. За письменным столом лицом ко мне сидел человечек с непропорционально большой головой и высокой шапкой взъерошенных волос. Мне почему-то захотелось спрятать их под треуголку, оставив только маленький чубчик на лбу. За спиной Последнева на стене было развернуто огромное зеленое знамя; если бы не четкие буквы ЭРОС и крохотный аленький цветочек под ними, его можно было принять за государственный флаг некой исламской державы. Второй человек – большой, плотный, лысый, со складчатым затылком – вальяжно развалился в кресле спиной к двери и потому видеть меня не мог. Что же касается председателя, то он если меня и заметил, то, скорее всего, не обратил ни малейшего внимания, потому что вялым невыразительным голосом продолжал бубнить:

– Купи кипу пик купи кипу пик купи кипу пик…

Мне до смерти захотелось попросить лысого, чтобы тот больше не упирался, внял мольбам человечка и купил наконец злосчастную кипу пик, чего бы это ему ни стоило, но тут Последнев внезапно прекратил канючить, отер платком мокрый лоб и сказал:

– Может, хватит?

– Хватит, говоришь? А за что ты мне деньги платишь? – густой, с богатой артикуляцией голос лысого показался мне смутно знакомым.

– Толик, давай завтра, а?

– Какое на хер завтра! Работаем, Гена! – отрубил лысый и низким своим проникновенным баритоном продолжал: – На мели мы лениво налима ловили. Для меня вы ловили линя… Давай!

– На мели мы лениво налима ловили для меня вы ловили линя о любви не меня ли вы мило молили и туманы лимана манили меня на мели мы лениво… – завел человечек.

– Стоп-стоп! Что ты, дорогой, несешь? Что это мы с тобой намели? Что, скажи на милость, меняли? Какое мыло молили? Сначала!

– Намелимылениво…

Я едва слышно хихикнул. Оба обернулись в мою сторону. И я тотчас узнал лысого. Это был популярнейший киноактер, переигравший последний год едва ли не во всех сериалах. Про таких говорят: появляется на экране даже при включении электроутюга. Анатолий Горский – так его звали – без особого интереса разглядывал меня, а председатель Последнев нетерпеливо спросил:

– Вы ко мне?

Я подошел к столу и представился. Не поднимаясь с кресла, Геннадий Никодимович протянул руку и сказал, что обо мне наслышан, с удовольствием со мною поработает – надеюсь, с обоюдной пользой, – что электоральные ожидания ЭРОСа нынче благоприятны как никогда, но сейчас он, увы, занят – вы же видите, – так что мне лучше пройти в штаб и договориться об оплате моих услуг. Выборы выборами, но денег пока никто не отменял – верно говорю? Мы снова пожали друг другу руки, и я направился к выходу, обогащенный новым для себя понятием «электоральные ожидания».

Закрывая за собой дверь, я слышал, как Горский раздраженно наставляет своего непутевого ученика:

– Гена, опять бубнишь! Ну что с тобой делать? Ты не себе это говоришь и не мне. Ты вышел на берег реки, на мель эту гребаную, где мы с тобой налима этого гребаного ловили, а на той стороне, на том берегу собрались люди, типа твои избиратели. К ним обращайся, к ним! Чтоб они слышали, чтоб они тебе поверили…

– На мели мы лениво налима ловили…

* * *

Первые полтора месяца моей эротической работы пролетели незаметно. Пожалуй, я даже увлекся ей и не позволял себе присущей мне лености, понимая, что она уместна при ловле налима на мели, но никак не в скоротечной избирательной кампании.

Пробой пера стала для меня речь Последнева, которую он должен был произнести на следующий день после нашего знакомства – почему-то перед слушателями военной академии. Вечером мне дали в штабе несколько мятых печатных листков и велели утром вернуть: посмотри, если что не так – поправь, но там все в порядке, писал человек грамотный, кандидат наук, врач-венеролог. Последнее меня ничуть не смутило, поскольку я знал представителя этой славной профессии, прекрасно владевшего языком и писавшего недурную публицистику отнюдь не о гонорее.

Дома я прочитал творение венеролога и испытал легкий ужас. «Экология России является российской политической партией, которая является проводником перемен политики отношения населения страны, являющейся самой большой в мире по площади занимающих ее лесных массивов различных пород деревьев, к нарушению экологии природы планеты…» И так далее. Эту белиберду, способную вызвать если не венерическое, то уж наверняка психическое заболевание у честных слушателей-офицеров, предстояло перевести на русский язык. Но это еще полбеды. Беда же заключалась в том, что извлечь из текста хоть какую-то мысль было просто невозможно, ее, вы мне поверьте, там просто не было.