Черная тропа

Раздеваясь, чтобы сменить костюм на джинсы и джемпер, Ребекка заодно взглянула на себя в зеркало. Худая и бледная. Грудь слишком маленькая и к тому же очень странной формы: не два холмика, а скорее два рожка от мороженого. Это тело, которое никого не прельщало и в котором не довелось вырасти ребенку, показалось ей чужим. Она поскорее натянула на себя одежду.

Налив виски, женщина уселась за бабушкин откидной столик на кухне и стала пить большими глотками, чего обычно не делала. Виски мягко согрел ее изнутри, и мысли перестали беспорядочно вращаться в голове.

В последний раз, когда Ребекка в кого-то влюблялась, предметом страсти стал Томас Сёдерберг, и сам этот факт немало говорит о ее способности выбирать достойных мужчин. Об этом даже думать не хотелось.

После этого у нее иногда появлялись бойфренды — все без исключения студенты-юристы из университета. Сама она их не выбирала. Давала пригласить себя на ужин, разрешала себя целовать и оказывалась в постели. Все было скучно и предсказуемо с самого начала. Презрение все время таилось где-то рядом. Ребекка презирала их всех за то, что они были сопляками, все выходцы из высшей прослойки среднего класса, все убеждены, что легко могли бы получить оценки выше, чем у нее, не будь им так лень учиться. Она презирала их декларативный бунт против родителей, выражавшийся в осторожном употреблении наркотиков и обильном приеме алкоголя. Она презирала их иллюзию о том, что они особенные. Она презирала даже их презрение к обывательству — пока они сами не пошли работать, не женились и сами не стали обывателями.

И теперь — Монс. Влейте немного частного интерната, тонкого искусства, заносчивости, алкоголя и юридической остроты ума в мужское тело и встряхните.

Папа, наверное, не верил в свое счастье, когда мама выбрала его. Ей почему-то казалось, что все происходило именно так: мама выбрала папу, как выбирают плод на дереве.

Ребекку вдруг охватило желание увидеть фотографии мамы. После смерти матери она собственноручно вырвала все ее фотографии из бабушкиного альбома. Запрыгнув в сапоги, она побежала через дорогу к Сиввингу.

Внизу в котельной у Сиввинга висел в воздухе запах жареной колбасы. На полочке на клетчатом кухонном полотенце лежали тарелка, стакан, алюминиевая кастрюля и сковородка вверх дном. Сиввинг лежал поверх заправленной кровати и дремал, уронив себе на лицо газету. На одном шерстяном носке красовалась большая дырка. Это зрелище странным образом растрогало Ребекку.

Белла подскочила и чуть не перевернула стул от восторга по поводу нежданных гостей. Ребекка почесала холку собаки, ритмичное постукивание ее хвоста по полу и радостное поскуливание разбудили Сиввинга.

— Ребекка! — радостно воскликнул он. — Ты уже попила кофе?

Она поблагодарила и, пока он отмерял кофе и насыпал его в кофейник, изложила свою просьбу.

Сиввинг поднялся по лестнице и через некоторое время вернулся с двумя альбомами под мышкой.

— Здесь наверняка найдутся снимки твоей мамы, — проговорил он. — Хотя в основном здесь, конечно, Май-Лиз и дети.

Ребекка стала перелистывать страницы альбома. На одном снимке Май-Лиз и ее мама сидели на шкуре северного оленя посреди снега, щурясь от солнца и улыбаясь в камеру.

— Мы с ней похожи, — проговорила Ребекка.

— Да, — согласился Сиввинг.

— А как они с папой познакомились?

— Точно не знаю, но думаю, что на танцах. Твой папа на самом деле отлично танцевал — если ему удавалось побороть застенчивость.

Ребекка попыталась воссоздать в голове эту картину. Мама в объятиях папы на танцевальной площадке. Папа, получивший заряд смелости из бутылки, гладит ее рукой по спине.

При виде старых снимков ее охватило прежнее чувство — странная смесь стыда и гнева. Гнев — как противоядие от презрительного сочувствия других жителей деревни.

Они называли Ребекку бедной девочкой. И как ей повезло, что у нее есть бабушка, говорили они. Но надолго ли хватит сил у Тересии Мартинссон? Вот в чем вопрос. У каждого есть свои недостатки. Но чтобы быть настолько не в состоянии позаботиться о своем собственном ребенке…

Сиввинг наблюдал за ней со стороны.

— Май-Лиз очень любила твою маму, — сказал он.

— Правда? — Ребекка поняла, что сказала это почти шепотом.

— Им всегда было о чем поговорить, они подолгу сидели тут, за кухонным столом.

«Да уж, — подумала Ребекка. — Такую маму я тоже помню». Она стала искать фотографии, где мама не позировала бы, не улыбалась бы, стараясь повернуться к камере в самом выигрышном ракурсе. Просто кинозвезда Курраваарского разлива.

Два воспоминания.