Инна не раз упоминала о нем. Она не может пойти с ними, потому что они с Экке едут на дачу, они с Экке посмотрели такой-то и такой-то фильм… Маури представлял себе роскошного молодого парня с зачесанными назад светлыми волосами. Иногда у него возникала мысль, что Экке женат — раз они никогда с ним не встречаются, а Инна в основном отмалчивается. Впрочем, она никогда не распространяется о своих бойфрендах. Маури подозревал, что ее мужчины старше их и, по мнению Инны, у них нет ничего общего с ее братцем и Маури — мелюзгой, которая до сих пор ходит в школу. Но чтобы настолько старше!
Поскольку Дидди не отвечает, Маури продолжает:
— Он же старик! Что она в нем нашла?
Тут Дидди произносит легким тоном, но Маури чувствует, как тот держится за свою беззаботность, которая готова выскользнуть у него из рук, цепляется за нее изо всех сил, поскольку больше у него ничего нет:
— До чего же ты все-таки наивен!
Они стоят на тротуаре перед «Рич», посреди этой рождественской открытки. Дидди бросает свою сигарету в снег и не сводит глаз с Маури.
«Сейчас он меня поцелует», — думает Маури и не успевает понять, пугает его эта мысль или нет, как мгновение уже утекло прочь.
Другой день. Тоже зима. Так же метет снег. И у Инны есть хороший друг, как она его называет. Хотя это уже кто-то другой. С Экке она давным-давно рассталась. С новым мужчиной она собирается на Нобелевский банкет, и Дидди решает, что они с Маури должны зайти к ней в ее однокомнатную квартирку на Линейгатан и помочь застегнуть молнию на платье.
Девушка выглядит совершенно потрясающе, когда открывает им дверь. Ярко-красное платье до полу и губы, подведенные помадой того же цвета.
— Нормально? — спрашивает она.
Но Маури не в состоянии ответить. Тут он узнает, что означает выражение «лишиться дара речи». Помахав в воздухе бутылкой шампанского, он исчезает в крошечной кухоньке, чтобы скрыть свои чувства и взять бокалы.
Когда он возвращается, Инна сидит за маленьким столиком и накладывает тени. Дидди стоит позади. Он склонился над ней, опираясь одной рукой о крышку стола. Вторая рука заползла Инне под платье и гладит ее грудь. Оба смотрят на Маури и ожидают его реакции. Дидди незаметно приподнимает одну бровь, но не убирает руку.
Инна улыбается, словно речь идет о безобидной шутке.
Маури и бровью не ведет. Три секунды он стоит неподвижно, стопроцентно контролируя все мышцы лица. Когда три секунды проходят, он приподнимает брови, изобразив на лице неописуемую декадентскую мину в стиле Оскара Уайлда, и говорит:
— Мальчик мой, раз у тебя одна рука свободна, у меня найдется для тебя бокал. Выпьем!
Они улыбаются. Маури и вправду один из них. И они пьют из ее фамильных бокалов для шампанского.
Эбба Каллис и Ульрика Ваттранг встретились на лужайке перед усадьбой Регла. Эбба подняла глаза на окно спальни Маури. Занавеска в окне чуть заметно качнулась.
— Тебе удалось связаться с Дидди? — спросила Эбба.
Ульрика Ваттранг покачала головой.
— Я так волнуюсь, — проговорила она. — Не могу спать. Вчера мне пришлось принять таблетку снотворного. Хотя сейчас я не хочу ничего принимать, пока кормлю грудью.
— Он скоро проявится, — сказала Эбба механически.
Из-под густых ресниц Ульрики выскользнула слеза. Она горько покачала головой.
«Боже, как я устала от всего этого, — подумала Эбба. — Как я устала от ее слез».
— Не забывай, что у него сейчас очень тяжелый период, — проговорила она с заботой в голосе. «Как и у всех нас», — жестко подумала женщина.
Несколько раз за последние полгода Ульрика приходила к ней выплакаться: «Он избегает меня, отворачивается, я даже не знаю, где он и чем занят, я пытаюсь спросить: неужели ему наплевать на Филиппа? Но он только…» Иногда она так крепко сжимала младенца, что он просыпался и плакал, и Эббе приходилось носить его на руках.
Эхнатон приставил морду к ее затылку и подул так, что все волосы разлетелись. Ульрика засмеялась сквозь слезы.
— Мне кажется, он влюблен в тебя, — сказала она.
«Да, именно так, — подумала Эбба, покосившись на окно Маури. — Лошади меня любят».
Этого жеребца она купила за сущие гроши, учитывая его родословную, поскольку ехать на нем было все равно, что оседлать самого дьявола. Она помнила, с каким отчаянием наблюдала, когда его выводили из транспортировочного вагончика. Расширенные ноздри, вращающиеся глаза на этой прекрасной черной морде. Задние ноги, от которых надо было держаться подальше. Его с трудом удерживали трое мужчин.
— Удачи! — со смехом сказали мужчины, когда им удалось, наконец, поставить его в загон и они спокойно уехали, чтобы продолжить празднование Рождества. Жеребец стоял и вращал глазами.