Черная тропа

А тем временем оберст вытащил из папки лист бумаги, на котором хищно распростер крылья орел, и сунул его Трикозу. Тот боязливо, словно это был раскаленный лист железа, дотронулся пальцами. Глаза испуганно забегали по строчкам:

«Немецкое командование в награду за содействие войскам фюрера при наведении порядка в городе Черногорске передает в пользование пану Трикозу флигель в поместье графа Мюллера с тем, чтобы...»

У шефа полиции от радости перехватило дыхание. Только не шутит ли снова Мюллер? Оберст же утвердительно кивал головой:

— Да, это не шутка. Вы действительно заслужили награду. Только помните, она вас ко многому обязывает. Это — аванс!

— Я понимаю, понимаю...

— Особняк имеешь, пора бы подумать и о молодой, красивой женушке, — не пряча желтых конских зубов, сказал Мюллер и жестом пригласил Трикоза сесть. — Думаю, пан Трикоз, довольно вам возиться с пархатыми. — Лицо его сразу сделалось холодным, словно вылепленным из гипса. — Впереди вас ожидают более серьезные и более важные дела. Я получил сведения, что в окрестных лесах появились партизаны. Сколько их, как они вооружены — нам неизвестно. Бесспорно одно: с Черногорском они держат связь, и вполне возможно... Короче, большевики оставили в городе своих агентов. Вы должны помочь моим солдатам уничтожить всех подозрительных.

Долго сидели они за столом, обсуждая план новой операции. Потом оберст поднялся, надел китель, давая этим понять, что разговор закончен. Трикоз вскочил и потрусил к двери, низко кланяясь.

— А разрешение на флигель?

— Ох, забыл грешным делом, от радости забыл.

Гулко гремела земля под ногами полицая. Трикоз все еще мял в руках шапку. На душе у него саднило.

Правда, встречи с Мюллером всегда были не особенно приятными, и все же их можно было терпеть. Но такую, как сегодня... Что-то слишком щедрым был оберст. Может, хочет отблагодарить за сундуки с кладом? Почему же сам не живет на окраине города, в имении? Не партизан ли боится?.. Ну что ж, служба службой. Далеко идут лишь те, кто мало спрашивает и мало думает. Сказало начальство: бери награду — надо выполнять приказ.

...Поздно ночью, когда город забылся в тяжелой напряженной тишине, ватага полицаев вывалилась из главной управы, несколькими небольшими группами разбрелась по улицам.

Сам шеф полиции, зло обкусывая на пальцах ногти, отправился с тремя неуклюжими здоровилами на Крохмалевскую. После дневного разговора с Мюллером он был в плохом настроении. Об этом знали сподручные и плелись в стороне, словно боялись, как бы шеф полиции не наградил тумаками.

Шли молча. Под ногами жалобно скрипел первый снежок, да в разных концах города слышались приглушенные крики — начали кровавое дело эсэсовцы. Когда приблизились к одноэтажному кирпичному домику, стоявшему против колодезного сруба, остановились.

— Ну, помоги бог! — выдохнул Трикоз и перекрестился. — Операцию надо провести так, чтобы пан оберст были довольны.

Те трое тоже перекрестились.

Пропищали и стихли заржавевшие петли калитки — полицаи очутились на небольшом дворе.

Тихо, жутко. Даже пес, наверное почувствовав запах пороха, забился в будку и не подавал голоса. Окна дома были плотно закрыты ставнями.

Трикоз подошел к окну, постучал:

— Открой, Копылов!

Ждали недолго. Через несколько минут за дверью загромыхал засов, и желтоватая кромка слабого света выскользнула из сеней на двор, выхватив из темноты ссутулившуюся фигуру.

— Трикоз? — не то от удивления, не то от страха негромко вскрикнул в сенях хозяин. — Что привело вас в такую пору? Заходите...

И он отступил в глубь сеней, давая дорогу поздним гостям.

Бухая по полу намазанными дегтем сапогами, трое направились в хату, а четвертый остался возле дверей, на страже.

Копылов, по-старчески сложив на груди руки, оторопело остановился посреди комнаты. Что-то недоброе чувствовало его сердце, и даже при слабом свете керосиновой лампы было видно, как побледнело изборожденное морщинами лицо, а на большой лысине заблестели мелкие капли пота.