Проходит много дней. В тщетных ожиданиях паучат самка тарантула худеет. Уцелевшие паучки или сами разбредаются в стороны или, прежде чем это сделать, нападают друг на друга. Жалкая и тощая, самка теряет последние силы и погибает, обняв свое уничтоженное наездниками детище. Впрочем, не все пауки одинаковы и не столь уж однообразны их инстинкты, как принято думать. Некоторые из тарантулов после долгих ожиданий разрывают в клочья пораженные коконы и покидают норы, иногда успевая изготовить еще другой кокон.
Но куда делись наездники? Весна кончилась. Все взрослые тарантулы давно вывели паучат, расселили их, сами погибли, и нет больше в природе коконов с яичками… В это время как раз кончается юность ядовитого паука каракурта, и подросшие пауки переселяются во всевозможные теневые укрытия и готовят постоянное жилище. Здесь из плотной паутины выплетается шаровидное логово, единственный выход из которого ведет к широко раскинутым над землей паутинным тенетам. С этого момента жизнь каракурта становится однообразной: чуткое ожидание добычи, стремительное нападение, потом обжорство, откладка яиц и изготовление коконов. Вскоре все стенки логова паука обвешаны охотничьими трофеями — панцирями убитых и высосанных насекомых.
Паук не терпит присутствия посторонних в своем логове и бросается на все живое, попавшее в сети. Только иногда муравьи безнаказанно забредают в его жилище, растаскивают остатки несъеденной добычи. Разве убережешься от этих надоедливых насекомых, сующих свой нос решительно во все закоулки. Тогда среди муравьев, не отличимая по внешнему виду от них, осторожная и ловкая, появляется самка наездника. Она обстоятельно обследует коконы каракурта и обстукивает их долго и внимательно своими нежными усиками: какой из них с яичками, а не с паучками? И найдя свежий кокон, откладывает в него свои яички.
Теперь сколько бы ни выходили из коконов каракурта наездники, всем хватит дела, так как до самой осени будут появляться новые коконы. А если их не окажется, то выручат коконы агелены, хотя добраться до них гораздо труднее, так как этот паук осторожнее и, кроме того, тщательно укутывает яички в толстый и рыхлый слой паутины.
С наступлением осени окуклившиеся наездники останутся в коконах каракурта и агелены, проведут там долгую зиму. Вылетят они весной, как раз к тому времени, когда начнет изготовлять свои коконы тарантул. Если бы не было тарантулов, наездникам негде было бы развиваться весной, они погибли бы, не дождавшись появления яичек каракурта и агелены. Так, попеременно на трех пауках и развиваются наездники, потребляя их яички. Вот почему в местностях, где одновременно живут тарантулы, каракурты и агелены, не бывает много каракуртов. И население в такой местности живет спокойно, не опасаясь его ядовитых укусов.
Какое замечательное насекомое, этот наездник! Впоследствии он был описан как новый вид энтомологом Б. С. Кузиным и назван
Наездников — поедателей яиц каракурта — оказалось несколько видов. Впервые на этих потребителей яиц каракурта обратил внимание Россиков. Из многих собранных им коконов паука описано двенадцать видов и, как полагается в зоологии, каждому даны специальные научные названия.
Помучался я с этими двенадцатью видами немало, пока разобрался. Самки и самцы настолько отличались по внешнему виду, что Россиков отнес их к разным видам, а нескольких даже к разным родам. Так, из двенадцати видов реальными оказались всего лишь только шесть.
Встретился я с синим сцелифроном весной. Это было очень короткое знакомство. Мы возвращались из песчаной пустыни Сарыишикотрау. До города оставалось около ста километров. Приближалась ночь. Слева от дороги показались угрюмые черные скалы, и между ними далеко в глубине темного ущелья сверкнула багровая от заката река Или. Это место над пропастью очень красивое…
Рано утром я иду с холма на холм по краю пропасти и всюду встречаю знакомых обитателей пустыни. Но вот в воздухе быстро пронеслось что-то большое, темное и село за кустик таволги. С напряжением крадусь к кусту: там ползают чернотелки, скачут кобылки, и кажется, никого больше нет. Может быть, показалось? Но шевельнулась травинка, и на голый глиняный косогорчик выскочила оса-сцелифрон. Но не такая, как все ранее мне известные, а большая, ярко-синяя, сверкающая блестящим одеянием, ловкая, быстрая. Она промчалась среди сухих растений, на секунду задержалась, что-то схватила, взлетела и так же стремительно унеслась вниз в ущелье, к темным скалам, к далекой реке.