Я боюсь шевельнуться, тихо сижу возле пауков, обремененных потомством. Раздается далекий топот лошади, и пауков как не бывало. Все спрятались. Проходит минута, из трещины показываются сперва серые ноги, за ними сверкающие фонарики круглых глаз, потом весь паук с коконом. В стороне от дороги прогудел грузовик, и снова все мигом скрылись в спасительное убежище. Легкий поворот на походном стульчике, и армия осторожных мамаш вновь, будто по команде, исчезает. Как они чувствительны к сотрясению и осторожны! Какая мать не дорожит своей жизнью ради потомства? В коконе в желтых прозрачных яичках развиваются паучата. Скоро они покажутся наружу.
Проходит еще несколько дней, и на глинистой полянке уже появились счастливые матери. Они неузнаваемы. Все тело их покрыто массой крохотных копошащихся паучат и похоже на какую-то бугристую шишку. Паучихи отправляются путешествовать и скоро разбросают своих детей в джунглях трав и кустарников. Но на смену исчезнувшим появляются другие пауки и тоже принимаются готовить коконы.
Проходит месяц. Глинистая полянка подсохла, и трещины на ней стали глубже и извилистей. По-прежнему возле них сидят паучихи-мамаши и греют на солнце коконы. На полянке бегает заметно подросшее потомство — множество маленьких паучков. Не за ними ли, ради поживы, забираются в трещины черные сверчки, а в одном месте из паучьего притона выглянул пузатый жабенок.
Трудно понять, что здесь, на голом месте, нужно паучкам. Я беру зеркальце и освещаю солнечным зайчиком темные закоулки. Оказывается, у паучков важное дело, они приходят сюда ради того, чтобы сбросить свою ставшую тесной одежду. Линочные шкурки их всюду видны в укромных местах. Кто знает, может быть, это те самые паучки, которые родились здесь в коконах, заботливо опекавшихся осторожными матерями, и впервые в своей жизни увидали на том месте и голубое небо, и зеленые травы, и глинистую площадку, покрытую глубокими трещинами.
Саксаульник в пустыне Джусан-Дала (юго-западное Прибалхашье), близ могилы Керимбая — жалкий, реденький. Издалека он кажется густым, но сколько ни идешь, деревья расступаются в стороны и всюду только раскаленная пустыня.
Солнце, жаркое и ослепительное, казалось, замерло на небе. По белой иссушенной земле ветер носит обрывки засохших растений, позвякивает сухими коробочками с семенами, тонко посвистывает в редких ветвях саксаула. Качаются из стороны в сторону былинки, скачет перекати-поле, колышутся перед глазами миражи. В такое время трудно наблюдать за насекомыми.
На кончике веточки серой полыни раскачивается какой-то темный комочек и шевелится.
Лежа на земле, я разглядываю в лупу веточку. На ней, оказывается, большое сообщество маленьких красных клопиков с черными пятнышками. Какие они забавные! Похожие друг на друга, как капли воды. Толстые красные животики клопиков мягкие, а на черных головах поблескивают глаза. Клопики слабо шевелят усиками, едва перебирают ногами. Кое-кто из них пытается взобраться повыше, другие, наоборот, спуститься вниз. Это все один выводок: братья и сестры дружно вышли из яичек и сейчас набираются сил для будущей жизни. Тут же рядом на веточке находятся уже пустые оболочки яичек. Они располагаются правильными рядами и очень похожи на бочонки, аккуратно сложенные для хранения где-нибудь на складе. У каждого бочонка красивые ребристые бока и круглая, теперь уже откинутая в сторону крышечка.
Выход всего многочисленного семейства (а тут не менее полусотни клопиков) произошел, видимо, рано утром. В это ответственное время, когда маленькая помеха или механическое повреждение может нанести непоправимый вред народившимся младенцам, стояла тишина, и клопики все сразу покинули свое убежище. Теперь же им все нипочем, лишь бы пожарче грело солнце да скорее твердела красно-черная одежда. А то, что они все собрались на самом кончике полыни и далеко видны в своем ярком одеянии, неважно. Не зря клопики так заметно разукрашены. Очень уж они, наверное, невкусны и открыто об этом всех предупреждают.