— Так только, между прочим, — прошипела окончательно взбешенная я, — этот — указала на влюбленного в дерево, — ваш беломагический выродок с сорванной печатью и зашкаливающим уровнем силы, мог выпить всех присутствующих в течение минуты, а то и меньшего промежутка времени. Эти, — указала на ловцов, — находились в состоянии стазиса и ничего не могли сделать. Вы, господин мэр, против мага подобного уровня при всем вашем опыте выстоять не в силах А ты, — мой палец указал на рожу, — со своим отрядом белых подмастерий мало того что действующий белый источник обнаружить не сумел, так еще и опоздал!
Окружающий люд как-то призадумался над услышанным, а рожа, подавшись вперед, с проникновенной хрипотцой произнес:
— Ну, извини, любимая, я был занят… - в синих глазах вспыхнуло бешенство, — снимал твое заклинание!
Окончательно взбешенная я, зло прищурившись, поинтересовалась:
— Повторить?!
Вокруг белого заискрилась магия. Угрожающе заискрилась!
Потомственная черная ведьма вскинула руку и щелкнула пальцами
— те же сине-голубые искры окутали и меня, недвусмысленно указывая мэтру Октариону, что отпор будет. Причем жестокий отпор.
Вот только белый не собирался играть честно.
Сверкнула на солнце победно-торжествующая улыбка, рожа выпрямился в седле, снисходительно глядя на меня, и едва до моего сознания начала доходить неправильность ситуации, усмехнулся и сообщил:
— Незарегистрированная белая магиня без печати и идентификации уровня силы.
Я мгновенно опустила руку. И даже вороватым движением за спину спрятала. А рожа улыбался все шире, продолжая победно смотреть на меня. Мне же, понизив голос, и сообщил:
— Как верховный маг на территории Бриджуотера, я обладаю полной и неограниченной властью над всеми белыми магами данной территории. Полной и неограниченной властью. Аэтелль. Ты моя. Сердце дрогнуло и перестало биться… Ужас ледяной рукой сковал душу…
И почему-то взгляд испугано метнулся к морде, даже не знаю почему. Но едва я посмотрела на него, как мэр совершенно по-хулигански мне подмигнул, а затем будто ни к кому не обращаясь, произнес:
— У этих белых совершенно никакого пиетета к черной магии. Даже черных ведьм уважать перестали… непорядок.
И вот к чему это было сказано?!
Я уже собиралась было поинтересоваться, как продолжающая стоять возле меня госпожа Торникай, возмущенно выкрикнула:
— То есть один раз получить по роже ему было мало!
— Да что же это такое! — заорал кто- то в толпе. — Никакого уважения к нашей черной ведьме!
— Да наша ведьма тут вообще всех спасла! — еще один вопль.
— Не дадим своих в обиду! — заорал престарелый кузнец Греви, и, не раздумывая запустил в белого мага свое странное шипастое оружие. Это оказалось только началом! Следующим, что полетело в мэтра Октариона стала скалка, за ней сковородка, после метла и молоток и вообще все, что местные жители приволокли с собой.
Согнувшись пол градом предметов, рожа натянул поводья, вынуждая коня отступит, но едва, психанув, попытался призвать, магию, поднявшийся гвалт перекрыл голос господина мэра:
— Позвольте напомнить, мэтр Октарион, без соответствующих распоряжений с моей стороны вы не вправе нападать на жителей города.
И призванная магия образовала лишь защитный контур, который оградил белого от праведного народного гнева, так что помчавшийся на встречу с рожей молоток, завис в воздухе и
свалился на двор. Народ недовольно зароптал, маг взбешенно смотрел на морду, а я…
— Пошла я, — решила потомственная черная ведьма.
— Куда, позвольте спросить? — мгновенно поинтересовался мэр.
Я обошла толпу, подняла свою валяющуюся шляпу, отряхнула, нахлобучила, и, направившись к воротам, с достоинством ответила:
— Разбираться с расчлененной девственницей!
Гардэм, прекратив смущаться влюбленного в дерево сумасшедшего, в несколько прыжков покинул парк и догнал меня. Вслед нам из толпы послышалось:
— Котов ей кормить пора, и этого тигру.
Нет, ну никакого пиетета к черной магии!
Вечером последние новости стали известны всему Бриджуотеру. Как оказалось, студента — недоучку господин Амански нанял не совсем легально, за что и поплатился. Спустя три дня семейство хоронили всем городом, мы с поправившейся Люсиндой тоже сходили на тризну. Черная ведьма была необыкновенно молчалива, о случившемся ничего не помнила, и оказалась уже совершенно не против печати, которую мэтр Октарион отказался накладывать, ввиду того что Люсинда утратила часть сил и уже не имела возможности войти в рассвет черновсдьминского могущества.