Черная ведьма в Академии драконов

Арена определила победителя. Урилл держал в руках последний кристалл.

Из команды темных выжили трое: пара, которую изрядно потрепали Икстли, и мой уже однорукий противник.

А вот Гард… Он умирал. Это поняли все.

Взревели трубы, в небе расцвел фейерверк, трибуны ликовали, темный владыка испепелял лежащего на песке Бьерна взглядом.

Стена огня, что до этого огораживала круг, опустилась. Кто-то выбежал на арену, хватая за руки обоих Икстли, Урилла, унося Вронга… А я… Не помню, как оказалась рядом с Гардом на коленях. И все держала его за руку, не отпускала.

В голове было пусто. Совсем. Единственное, что я сейчас точно знала, что нельзя размыкать пальцев. Браслет на моей руке нагрелся. Только тут я увидела, что на запястье моего чернокнижника – точно такой же обруч.

– Вивьен, его не вернуть. – На мое плечо легла рука.

Вскинула голову. Рядом со мной стоял Урилл. Откинутая косая челка сейчас не скрывала шрама. Точеный профиль с прямым, чуть длинноватым носом, высокие скулы… Он не было похож на императора, но был его сыном.

Мальчишка из трущоб, сирота. Именно он – бастард.

Не Икстли, унаследовавший феникса от своего отца, не Вронг, лежавший недвижимым, не Гард. Иначе лицо императора не сияло бы сейчас радостью. Владыка светлых буквально лучился радостью.

– Ваше будущее величество… – выговорила я почти беззвучно, так чтобы услышал только Урилл.

Он вздрогнул, и черты его лица на миг изменились. Проступила жесткая складка у губ, вертикальная морщина меж бровей, тяжелый взгляд.

– Ты знала?

– Догадалась. – Я сглотнула. По щекам текли слезы.

– Значит, зря мы пятеро от тебя это скрывали… – тихо произнес Урилл и повторил: – Ви, отпусти Гарда. Пусть его душа уйдет спокойно за грань. Ее уже никто не выпьет.

– Не отпущу его. Даже если нас обоих сейчас повезут на костер.

Мои последние слова, сказанные чуть громче, долетели до острого и чуткого уха подошедшего наставника.

– Костер – слишком суровое наказание для победителей. Тюремный лазарет до выяснения причин.

– Гарда к сумеречным стражам?

– Не Гарда. Ви, ты не поняла. Тебя. Посмотри на себя. Ты сильно ранена, резерв на нуле… Бьерн мертв. У него даже ауры нет. Он ее всю сжег.

Я лишь упрямо сжала руку моего чернокнижника.

Полуэльф все понял без слов. И меня, так и не разомкнувшую пальцев, повели, а его – понесли рядом со мною. И мне было все равно куда.

За зарешеченным окном в черном небе расцветали розы фейерверка. Столица праздновала. Столица ликовала. А я смотрела пустым взглядом и лишь сжимала пальцы. Рука Гарда была едва теплой. А все твердили, что он умер. Что нити души и тела разорваны и ауры вокруг тела уже нет… Но я верила.

До того момента, пока душа полностью не покинет пепельного и не шагнет за грань, я буду верить.

Комната лазарета, куда нас определили, больше походила не на тюрьму, а на кабинет практикующего мага жизни: кровать, белые стены, серый пол, тумба, стул, на котором я, собственно, и сидела, и зарешеченное окно.

Она прилетела ровно в полночь. Каркнула, прошла между прутьев и присела на подоконник. А потом оттолкнулась лапами и на пол ступила уже в сером балахоне. Перекинула косу из одной костлявой руки в другую.

– Отпусти его, ведьма. Душу твоего мужа уже давно ждут у нас. Видишь, даже лично за ним пришла. Такой чести не многие удостаиваются.

– Тогда и меня бери с собой.

– Тебя еще рано.

– Нет.

– У тебя все равно не хватит сил, чтобы его удержать. День. Два. Седмица… Не больше, – оскалилась Смерть.

– Значит, столько. Я буду сжигать свой дар, сколько смогу. Чтобы мой огонь грел того, кто мне дорог.

Ведьмы не влюбляются. Это правило. И возникло оно не на пустом месте. Потому как если мы полюбим – это уже раз и навсегда. Ради того, кто нам дорог, мы можем и на костре сгореть, и пойти за ним даже на тот свет.

– Упрямая… – протянула костлявая. – Такая же, как и он.

А потом Смерть взмахнула рукой, соткав рядом с собой подобие стула.

– Ну, значит, и я подожду.

Так втроем мы и встретили рассвет. А когда в камеру вошла целительница и увидела картину: Смерть, труп, черная ведьма, то ор вышел знатный.

Пришедший смотритель тоже отчего-то побледнел. А потом к нам заявился и Ромирэль. Полуэльф хоть и дергал ухом, но в остальном виду старался не подавать, даже на Смерть не косился. Почти.

– Ви….

– Я сказала: нет!

– Да послушай же ты, сумасшедшая…

Тут я почувствовала, как мою руку сжали в ответ. Стало абсолютно наплевать и на бывшего наставника, и на Смерть… На всех, кроме того, кто лежал передо мной.

А вот костлявая буквально взбеленилась! Ударила череном косы об пол так, что стены содрогнулись.

– Как же я вас ненавижу, влюбленные ведьмы! Вы и мертвого своим упрямством из могилы поднимете.

А я лишь плакала. Плакала и улыбалась. Он нашел дорогу обратно.

Его руку я отпустила спустя три дня. Тогда, когда поверила, что Гард действительно сможет дышать сам, что его сердце сможет биться само.