Черная ведьма желает познакомиться

Бабка Примроуз любила повторять, что в черном ведьмовстве, в отличие от светлого, имелось всего два запрета. Нельзя колдовать на голодный желудок – магическое плетение выйдет слабеньким, и нельзя никого проклинать без защитного амулета – поймаешь откат, потом разгребать замучаешься.

Оба наставления некстати вспомнились мне, когда я, голая, на шпильках и с метлой в руках, очнулась посреди ледяного продуктового погреба, озаренного коптящей восковой свечой. Судя по всему, из-за неосмотрительно отвешенного проклятия, пока я сама, счастливая, довольная и голодная, сладко спала, моим беззащитным телом завладела местная неупокоенная душа.

Ладно, туфли на высоких каблуках объяснялись тем, что в меня, по всей вероятности, вселилась приснопамятная супруга Флинта. Очки на носу тоже были понятны – без маскирующего амулета, призраком снятого, я видела не дальше собственного носа. Оставалось неясным только одно…

Почему в руках, дьявол дери, я держала метлу?! Что за тяга к чистоте?

С опаской проверила дощатый пол. Вокруг меня валялись яблочные огрызки, надкусанные кровавые колбаски, куски белого сыра с голубой плесенью и черепки разбитого кувшина из-под молока. Судя по всему, мы с призраком слились в едином душевном порыве и, вместо того чтобы заняться бесчинствами, например, выкопать родненькие косточки, бабуля, наголодавшаяся за время бестелесного существования, решила пожрать, а устроив непотребный свинарник, бросилась убирать за собой. Какой, однако, чистоплотный, предусмотрительный призрак!

Переполненный живот недовольно заурчал.

Из ледяного чулана надо было линять, и поскорее, пока я не окоченела и не оказалась застуканной кем-то из слуг. Зачаровывать без амулета очень не хотелось, а объяснить, кто я такая и почему разграбила домашние запасы, вряд ли получилось бы. Отставив метлу, выглянула в кухню. Безлюдное царство Жюля счастливо спало, погруженное в темноту. Стянув с ног туфли, я задула свечу и на цыпочках выскользнула наружу. На крючках висели кухонные полотенца. Одно кое-как получилось повязать на груди, второе – едва-едва растянуть на бедрах.

Я искренне надеялась, что без приключений доберусь до камина в столовой, но недооценила силу притяжения голода к продуктовому чулану. Сначала в щелке под кухонной дверью мелькнул свет, а потом она раскрылась с неприятным скрипом. Высоко держа свечу, появился пастор Грегори. Одет новый расхититель продуктовых чуланов был определенно скромнее меня: в длинную ночную сорочку, колпак и с неизменной колораткой в воротничке (не иначе как после встречи со «смертью» даже ночью решил держать марку).

Я спряталась за очаг и прижала к полотенчику на груди туфли. Правда, в темноте излишней ловкостью я не страдала, шлепнулась с размаху и отбила голый зад о каменные плитки.

Отец Грегори, похоже, отличался не только привычкой попировать в ночи, но и отличным слухом. Моя неуклюжая возня его напугала. Он немедленно погасил свечу, а когда кухня вновь погрузилась в темноту, сноровисто нырнул за очаг. Плюхнулся на пол и замер. Рядом со мной.

Ошарашенные соседством, мы боялись пошевелиться. В тишине было слышно, как у меня ворчит живот, а служитель светлой Богини сопит от страха. Наконец, набравшись смелости, мы синхронно повернули головы и уставились друг на друга сквозь чернильную мглу.

– Изыди, – тихо попросил пастор.

– Только отвернись, – отозвалась я, не представляя, как сейчас встану перед святым отцом, стыдливо придерживая полотенчики, и прошлепаю к выходу.

– Зачем? – наивно поинтересовался он, не догадываясь, что с призраками вообще-то разговаривать не принято.

– Я голая. – Конечно, от переизбытка скромности я не страдала, но даже у черных ведьм имелись кое-какие принципы насчет пасторов и обнаженных женских прелестей.

– Блудница?

– Прокляну! – пригрозила я шепотом.

– Осеню божественным знамением!

– Напугай своим знамением мою бабушку.

– Почему у тебя живот бурлит? – вдруг услышал он досадное бульканье, совершенно не подходящее не только черной ведьме, но и любой приличной девушке.

– В полночь съела глаза деревенского пастора.

– За что? – сглотнул Грегори.

– За то, что на мои обнаженные телеса бесстыже пялился.

Пастор немедленно спрятал лицо в ладонях, давая понять, что глаза ему дороже сомнительного удовольствия обозреть прелести голого призрака. Я шустро вскочила на ноги и припустила вон из кухни, стуча пятками по ледяному полу. За моей спиной тихонечко закрылась дверь, а я скакала к помпезной столовой. Кое-как перелезла через каминную решетку, пригнула голову, чтобы не шарахнуться о каменный свод…

Не знаю, какая вообще проблема имелась у каминов в поместье Кросфильд и почему каждый раз, когда мне было жизненно важно попасть в собственную спальню, я оказывалась в чужой, но едва меня переместило из столовой на второй этаж, как стало ясно, что с местом прибытия снова случилась фатальная ошибка.

Прижимая полотенца к стратегически важным местам на теле и стискивая туфли с высоченными каблуками под мышками, я стояла в неприлично просторном камине в спальне старшего из братьев Брент.