Черная Жемчужина

– Я знала, что в Сайтее нам не дадут житья – особенно после слухов обо мне и моей связи с Шантарес. Но Бейд был готов отправиться со мной куда угодно в поисках уютного уголка, где нам никто не смог бы помешать. – Лаладж прикрыла глаза. Наверное, представляла, какой могла бы стать ее жизнь, повернись все иначе. – Не знаю, догадалась ли Альяда об измене или Бейд сам обо всем ей рассказал, но две недели тому назад она пришла как мне, разъяренная, словно львица. Кричала, обзывала, обвиняла, что я обманом и колдовством привязала сердце ее жениха к моему. Грозила, что уничтожит меня, если я немедленно не уеду из города. Я сказала, что я не отступлюсь.

– И тогда она тебя убила? – спросила Кэйла.

– Да. – Простое слово далось Лаладж с трудом. – Я умирала и проклинала ее. Я видела свет, но моя душа рвалась к Бейду. Боюсь, что ненависть к Альяде и страх навеки расстаться с любимым и превратили меня в пе-нангглан. Я стояла над собственным телом, и смотрела, как Альяда режет мне, уже мертвой, вены и бросает на пол кинжал. Смотрела, как она превращает мой дом в храм Шантарес. Столько крови… Альяда не поскупилась. Даже убила кота, чтобы только уверить жителей Сайтеи в том, что я – темная колдунья. Она понимала: когда все узнают об этом, никто и не пожелает разбираться, как именно я умерла.

Эйна потерла руками лицо. Спросила устало:

– И чего же ты хочешь от нас?

– Жизнь Альяды в обмен на жизни жителей Сайтеи, – жестко сказала Лаладж. – Я не жду прощения, не жду света. Больше нет. Я жажду лишь мести.

– Я одного не понимаю, – подал голос Джеральд. – Если ты, дух, настолько сильна и способна на то, чтобы похищать людей, что тебе мешало убить Альяду?

– Ее родовой кулон, – недовольно отозвалась Лаладж. – Он зачарован древней и очень мощной магией – прапрабабка Альяды была сильной колдуньей. Еще тогда, в первые минуты после своей смерти, я почувствовала исходящую от него силу. Родовой кулон мешает мне подобраться к Альяде, причиняет мне боль. А теперь уходите и запомните: я продолжу похищать, я посею хаос на улицах города, если до заката солнца вы не уничтожите кулон.

Больше не сказав ни слова, она вернулась в свое убежище – склеп, откуда слышались приглушенные мольбы похищенных.

Эйна развернулась к Джеральду.

– Мы не можем позволить Лаладж убить Альяду! Даже если она убийца…

– То мы просто позволим невинным людям погибать, пока убийца ходит по земле? – холодно спросила Кэйла.

Две пары глаз уставились на нее в немом изумлении. А она только теперь, спустя долгие недели, начала понимать смысл слов о том, что участь белой колдуньи – это не только борьба добра со злом, но и, прежде всего, борьба с самой собой. «Каждый день тебе придется принимать нелегкие решения», говорила Денизе, и была совершенно права.

– Ты хочешь пойти на поводу у духа? – воскликнула Эйна.

– Это сделка. И сделка справедливая – одна жизнь против десятков жизней. Смерть убийцы в обмен на жизнь десятков невиновных.

– Но мы даже не знаем, говорит она правду или нет!

– Именно это я и собираюсь узнать.

До заката оставалась лишь пара часов. Объединив силы, они попытались прорвать защиту пе-нангглан, но только заработали головную боль, стиснувшую виски раскаленным обручем. После поражения в борьбе за разум оскверненного, которого Кэйле пришлось убить, очистив его душу, это послужило очередным уроком и доказательством – сила белой колдуньи не безгранична. Сейчас, когда в схватку вступила магия смерти, побороть ее она не смогла.

Вернувшись в дом Лаладж, Кэйла снова зажгла свечу и вызвала Сана Хан. Однако теперь ее целью была не Лаладж, а Альяда. Используя алтарь, кинжал, которым, по мнению жителей, убила себя колдунья, и перемазанную в звериной крови статуэтки Шантарес, Кэйла создала энергетический шлейф. И не удивилась, когда дверь дома, к которому привел ее след, открыла Альяда.

– Вы убили ее? – воскликнула она.

Свечу в руках Кэйлы Альяда явно восприняла как часть некоего ритуала по изгнанию духа. Глаза ее горели надеждой, былая опустошенность покинула лицо. Кэйла смотрела на Альяду, и видела перед собой убийцу. А за ее спиной, похоже, стоял виновник разыгравшейся трагедии – темноволосый высокий мужчина с мужественным лицом. Слова невесты заставили его побледнеть.

Кэйла пыталась понять его, но не понимала. Да, Лаладж мертва, но если он так любил ее, то почему остался с Альядой? Или Лаладж принимала желаемое за действительное, и сила его любви к ней была не так уж и велика? И все же на его лице застыла печать горя и утраты – потухший взгляд, тень на лице, казалось, разучившимся улыбаться.

– Нет, это ты ее убила, – хрипло сказала Эйна. – И теперь она ждет не дождется, когда сможет прийти за тобой.

Альяда отступила на шаг, инстинктивно хватаясь за кулон, висящий на шее – круглый медальон со странными знаками.

– Бессмысленно отпираться, – предупреждая ее слова, обронила Кэйла. – Следы, оставленные на крови, внутренностях и кинжале, которым убили Лаладж, привели нас сюда.

– Я… не хотела… – едва шевеля губами, прошептала она.

На Бейда было больно смотреть.