Черная жемчужина раздора

Французские бульдоги Мози и Роки с громким лаем кинулись в холл. Кот Альберт Кузьмич молча последовал за ними. Ирина Леонидовна тоже убежала.

– Почему ты не пробуешь запеканку? – спросил Иван. – Очень вкусная.

– В обед я ела сырники, – соврала я, – больше молочного не хочется.

– Ну, тогда я ее доем, – обрадовался супруг.

Я подавила вздох. Сырничков на обед я даже не нюхала, я вообще сегодня не пошла днем в столовую, «наелась» минералки из бутылки. И на ночь не хочу становиться комбайном по переработке продуктов сами знаете во что. Фото Екатерины здорово напугало меня, сразу вспомнилось, что сама порой могу слопать огромную порцию чипсов. И люблю сладкую газировку. Кола мне не нравится, у нее вкус, как у микстуры от кашля, которой меня поили в детстве. А вот наш лимонад: «Тархун», «Буратино» и весь остальной – я просто обожаю. Но превращаться в Катю желания нет!

– Тс, – прошипела Рина, заглядывая в столовую, – быстренько сделайте вид, что вы в курсе и рады… Иду, иду, за полотенцем помчалась.

Ирина Леонидовна исчезла.

– Что это? – удивилась я.

– Не знаю, – ответил муж, – понял только, что нам надо чему-то радоваться. И мы не удивлены происходящим.

– А вот и Козявочка, с которой вы давно хотели познакомиться, – пропела Рина, входя в комнату.

Иван поперхнулся запеканкой, я изобразила улыбку.

– Козявонька, не стесняйся, входи, девочка, – пригласила Ирина Леонидовна.

Я сообразила, что к свекрови приехала какая-то родственница. Рина не очень охотно рассказывает о своем детстве, юности и семейной жизни. А я ее не расспрашиваю. Я тоже не любительница вспоминать родителей и бабку. Я росла в семье, где отец старательно копил на машину, поэтому мы никогда не ездили отдыхать. Новые вещи мама мне приобретала только тогда, когда старые буквально разваливались. Я всегда была нелепо одета, платья и обувь брали на вырост, на два, а то и на три размера больше, поэтому я сначала путалась в длинной юбке и рукавах, шаркала туфлями по полу, подчас их теряла. Полгода я носила что-то огромное, потом оно постепенно садилось на подрастающую фигуру. Еще через шесть месяцев платьишко становилось коротким, а ботинки так сжимали пальцы, что я тихо ныла:

– Ногам больно.

– Ужас! – восклицала мама. – Ешь поменьше, тогда перестанешь расти как на дрожжах. Только купили тебе обновки, и опять их надо менять? Ничего, так походишь, не королева.

Спорить с мамой я боялась, потому что легко могла получить подзатыльник. Мать жаловалась на мое поведение отцу, а тот применял другие меры наказания: ставил меня в угол на весь вечер, лишал обеда-ужина. Поэтому я молча носила наряд, у которого рукава едва достигали локтя, а юбка стремительно превращалась в пояс. Один раз мне подарили на Новый год вельветовые туфли, отец предупредил:

– Носи их аккуратно, денег нет, если порвешь, как всегда, будешь босиком бегать.

В апреле большие пальцы ног невыносимо заломило. Я взяла ножницы, прорезала на носиках дырки и пошла в школу. На следующий день классная руководительница явилась к нам домой. О чем она говорила с матерью и бабкой, я понятия не имею, меня выгнали во двор. Но после ее визита мне купили новую форму, платье, юбку, блузку, резиновые сапоги и туфли. Лицо матери в магазине имело такое выражение, что я боялась поднять глаза. Когда через неделю после приобретения этих вещей настал мой день рождения, я проснулась в предвкушении подарка. Мне традиционно вручали в праздник шоколадку или давали денег на мороженое. Но в тот раз я не получила ни копейки и от обиды нарушила правило ничего не спрашивать у родителей, поинтересовалась:

– Когда меня поздравят?

Мать в этот момент завтракала. Она что есть силы треснула меня по лбу столовой ложкой и заорала:

– Кому вагон барахла купили? Она еще и подарков хочет! Изуродовала красивые вельветки, выставила себя и родителей на посмешище!

Я убежала плакать в туалет, больше в нашей квартире спрятаться было негде.

– Здрассти, – произнес тихий голос.

Я вынырнула из пучины не очень приятных воспоминаний и увидела в столовой худенькую женщину неопределенных лет.

– Ну, – слишком весело воскликнула Рина, – давайте наконец обнимемся, расцелуемся. Козявочка дочь Анечки. Вы ее прекрасно знаете, да?

Мы с мужем слаженно кивнули, хотя я понятия не имела, кто такая Анечка. Но Ирина Леонидовна попросила ничему не удивляться.

– Нюша полгода назад умерла! – продолжала свекровь.

Иван опять подавился запеканкой, а я продолжала сидеть с глупой улыбкой на губах.

– Теперь Козявочка хочет продать дом, – неслась дальше Ирина Леонидовна, и тут из кухни раздался грохот, звон, лай собак и гневный вой кота.

Рина кинулась туда, где, похоже, начались военные действия.

Муж откашлялся.

– Рады вас видеть, садитесь, пожалуйста!

– Чай, кофе? – подпела ему я. – У нас чудесная запеканка.

Иван Никифорович наступил мне под столом на ногу. Я перевела взгляд на блюдо. Творожный пирог испарился.

Мне пришлось быстро сменить тему.

– Как вас зовут?

Женщина села на краешек стула.

– По паспорту я Козетта.