— А руками вашего убийцы, — медленно сказала Кэйла. — Но… зачем?
— Чтобы убедить жителей Сайтеи в том, что я действительно была темной колдуньей. — В ее голосе сквозила горечь. — Что, чувствуя за собой вину перед Амерей и тем, кто ей поклонялся, я могла наложить на себя руки, позволить Шантарес увести меня в свои чертоги.
— Значит, ты никогда и не поклонялась ей? — тихо спросила Эйна.
Джеральд в разговор не встревал, но его рука по-прежнему крепко сжимала рукоять меча. Лаладж помотала призрачной головой.
— Нет, никогда. Я предана Амерей даже теперь, зная, что никогда не сумею приблизиться к богине. Я пыталась колдовать, я мечтала о том, как стану великой белой колдуньей, но моих сил всегда было недостаточно. Я пробовала разные ритуалы, изучала всевозможную магию — от колдовства до шаманизма, но по-прежнему оставалась слаба. Я никак не смогла бы наслать болезнь на сына Ханки, как про меня говорили, и, уж тем более, сотворить Скверну. Поразительно, — с горькой усмешкой добавила она, — после своей смерти, в своей новой сущности духа, пе-нангглан, я стала стократ сильней.
— И чего же вы хотите? Для чего ждали нас?
Лаладж вскинула голову. В ее глазах светилась решимость.
— Я не хочу никому причинить вреда. Никому, кроме своего убийцы. Я хочу, чтобы вы привели ее ко мне, иначе… С данными мне посмертно силами я буду похищать все новых и новых горожан. Я убью своих пленников. Я разрушу город. Не оставлю на нем и камня, если вы не поможете мне добраться до Альяды.
— Альяды? — Эйна задохнулась от изумления. Магесса была знакома с ней дольше их с Джеральдом, поэтому Кэйла хорошо понимала, что она чувствует сейчас. — Но за что она тебя убила?
Лаладж долго молчала, невидящим взглядом уставившись в одну точку.
— Бейд. Он — причина нашей давней вражды.
— Муж Альяды? — Эйна вздернула бровь.
— Не муж. Жених. Он хотел расстаться с ней — после того, как в его жизни появилась я. Мы полюбили друг друга. Альяда никогда не была мне особенно близка, поэтому я не чувствовала за собой вины. Чувствам сложно сопротивляться, особенно когда они настолько сильны.
Поймав на себе взгляд Джеральда, Кэйла улыбнулась ему уголками губ. А сама от волнения едва могла сосредоточиться на словах Лаладж.
— Я знала, что в Сайтее нам не дадут житья — особенно после слухов обо мне и моей связи с Шантарес. Но Бейд был готов отправиться со мной куда угодно в поисках уютного уголка, где нам никто не смог бы помешать. — Лаладж прикрыла глаза. Наверное, представляла, какой могла бы стать ее жизнь, повернись все иначе. — Не знаю, догадалась ли Альяда об измене или Бейд сам обо всем ей рассказал, но две недели тому назад она пришла как мне, разъяренная, словно львица. Кричала, обзывала, обвиняла, что я обманом и колдовством привязала сердце ее жениха к моему. Грозила, что уничтожит меня, если я немедленно не уеду из города. Я сказала, что я не отступлюсь.
— И тогда она тебя убила? — спросила Кэйла.
— Да. — Простое слово далось Лаладж с трудом. — Я умирала и проклинала ее. Я видела свет, но моя душа рвалась к Бейду. Боюсь, что ненависть к Альяде и страх навеки расстаться с любимым и превратили меня в пе-нангглан. Я стояла над собственным телом, и смотрела, как Альяда режет мне, уже мертвой, вены и бросает на пол кинжал. Смотрела, как она превращает мой дом в храм Шантарес. Столько крови… Альяда не поскупилась. Даже убила кота, чтобы только уверить жителей Сайтеи в том, что я — темная колдунья. Она понимала: когда все узнают об этом, никто и не пожелает разбираться, как именно я умерла.
Эйна потерла руками лицо. Спросила устало:
— И чего же ты хочешь от нас?
— Жизнь Альяды в обмен на жизни жителей Сайтеи, — жестко сказала Лаладж. — Я не жду прощения, не жду света. Больше нет. Я жажду лишь мести.
— Я одного не понимаю, — подал голос Джеральд. — Если ты, дух, настолько сильна и способна на то, чтобы похищать людей, что тебе мешало убить Альяду?
— Ее родовой кулон, — недовольно отозвалась Лаладж. — Он зачарован древней и очень мощной магией — прапрабабка Альяды была сильной колдуньей. Еще тогда, в первые минуты после своей смерти, я почувствовала исходящую от него силу. Родовой кулон мешает мне подобраться к Альяде, причиняет мне боль. А теперь уходите и запомните: я продолжу похищать, я посею хаос на улицах города, если до заката солнца вы не уничтожите кулон.
Больше не сказав ни слова, она вернулась в свое убежище — склеп, откуда слышались приглушенные мольбы похищенных.
Эйна развернулась к Джеральду.
— Мы не можем позволить Лаладж убить Альяду! Даже если она убийца…
— То мы просто позволим невинным людям погибать, пока убийца ходит по земле? — холодно спросила Кэйла.
Две пары глаз уставились на нее в немом изумлении. А она только теперь, спустя долгие недели, начала понимать смысл слов о том, что участь белой колдуньи — это не только борьба добра со злом, но и, прежде всего, борьба с самой собой. «Каждый день тебе придется принимать нелегкие решения», говорила Денизе, и была совершенно права.
— Ты хочешь пойти на поводу у духа? — воскликнула Эйна.