– Любезный братец! Я хотела было наедине сообщить тебе о предмете весьма для меня важном, но теперь решилась говорить при всех (взглянув значительно на Хвалынского). Подкрепляемая правилами религии и добродетели, я не боюсь толков, но, уважая в себе достоинство женщины и матери, должна стараться избегать их. Итак, объявляю тебе, что я решилась вступить в брак. (При этих словах фон Драк встал и почтительно поклонился всей компании.) Пусть свет судит по наружному блеску и минутной славе: я насладилась всеми его благами и не нашла в них удовлетворения истинным моим чувствам и мыслям. Есть достоинства, которыми затмеваются все фальшивые блестки развратного и недостойного света. Есть люди, которые под скромною наружностью скрывают необыкновенные достоинства и одними добродетелями своими заставляют молчать злобу, клевету и зависть. Есть наслаждения душевные, которые превыше всех тщетных удовольствий в вихре светской жизни. Я нашла себе друга, нашла отца моим детям и решилась соединить с ним навеки судьбу свою. Вот мой жених!
Она произнесла последние слова с напряжением всех сил своих, указала на фон Драка, залилась слезами и закрыла глаза платком.
Все остолбенели. Князь не знал, что делать. Хвалынский тоже. Фон Драк глядел на всех с вопросительною миною. Старушка княгиня нюхала табак и смотрела на моську.
Князь прервал утомительное молчание:
– Не могу не одобрить вашего выбора, сестрица, – сказал он в величайшем замешательстве. – Я сам всегда уважал Ивана Егоровича за его честность, исправность по службе, уважение к старшим, за его… – Князь остановился, не зная, чем кончить. – Но маменька, – сказал он, – как маменька думает? Скажите, маменька, что вы думаете?
– Никто как бог! – отвечала княгиня со вздохом и умильным взглядом в передний угол комнаты.
– А сам Иван Егорович? – спросил князь, более и более смущавшийся.
– Он! – вскричала Алевтина. – Он, эта добродетельная душа, он открыл мне свои чувства, он уже давно… – При этих словах фон Драк бросился пред нею на колени и, подняв руки, вскричал: "Владычица души моей!"
Алевтина, видно боясь дальнейшего объяснения, сильно притиснула его ртом к корсету, то есть прижала к сердцу нежной невесты, но Хвалынский довершил начатое и прошептал на ухо изумленному князю:
– Познай, колико я тобою страстен!
Познай, колико я несчастен,
Став пленник красоты твоей!
Засим пошли, как водится, поздравления, лобзания, слезы. Хвалынский восхищался комическою сценою, но князь был очень огорчен странным поступком Алевтины: не знал, чему приписать мгновенное воспаление пламенной страсти в умной женщине к деревянному капитану, и поспешил с другом своим выбраться из дому. Карета еще не приезжала, и они пошли пешком.
IV
Дорогою Хвалынский дал полную волю смеху, который так долго удерживал в границах.
– Ай да жених! Ай да супруг! И гордая генерал-поручица, покоренная любовною страстью, выходит замуж за капитана! Превосходительство и благородие! О любовь! Любовь! Какие штуки ты творишь на свете!
– Тебе смешно, – сказал князь, – а мне так очень больно! Алевтина, умная, расчетливая, гордая Алевтина, выбрала этого болвана! И так скоро, так неожиданно! Непонятно и крайне обидно!
– А тебе что до этого за дело? – спросил Хвалынский. – Ведь она тебе почти совершенно чужая. Твой отец женился на ее матери – что это за родство?
– Конечно, не близкое, – сказал князь, – но у меня другой родни нет. К тому же я свято чту волю покойника батюшки: он назначил Алевтину и детей ее наследниками моего имения, если б я не имел своих. Это утверждено законным порядком. Но я и без его завещания поступил бы не иначе. Покойника ее мужа уважал я искренно. Сергей Борисович был человек простой, необразованный, можно сказать, дикий, но имел доброе сердце, был честен и любил меня, как родного. Я обязан воздать тем же его детям. И поверишь ли, иногда закрадывается в душу мою странная мысль, что я отнюдь не должен жениться – для исполнения воли моего отца?
– Вот это вздор! – сказал Хвалынский. – Покойный Элимов никогда не решился бы на такую жертву для чужих детей.