Чёрная зима

- А ещё, - добавил несколько смущённо конюх, - наведайтесь на мельницу старого Бихара и сошлитесь на меня. Здесь, в окрестностях, поселений мало – и мельницу увидите сразу. Бихар даст вам с собой немного свежего хлеба. Его хозяйка печёт так, что её хлеб долго остаётся свежим

Эльф некоторое время смотрел на человека, а потом горячо пожал ему руку и кивнул. Быстро сев в седло, он понукнул лошадь, которая неторопливой рысью побежала с крепостного двора.

Грузные ворота со скрипом плотно закрылись за спиной Гароа, заставив его поёжиться. Всё? Больше он никогда не увидит родителей и брата с сестрой?..

Он взглянул вперёд и вздохнул, настраиваясь на долгую дорогу. Здесь, со стороны крепости, где просторные поля окаймлены дальними лесами, на дороге пока мало и всадников, и поселян на телегах. В отличие от противоположной, городской стороны, которая с утра многоголосо гомонила и тарахтела телегами, подцокивая городской «песне» беспорядочным ритмом лошадиных копыт…

Сердце Гароа успокоилось, едва он вспомнил слова конюха. Не почтенные родители, так обычные люди помогли ему почувствовать, что за него всё же беспокоятся. И пусть он больше никогда не увидит ни конюха, ни мельника, к которому он обязательно заедет, помнить их доброту он будет долго.

Вскоре крепость за спиной стала превращаться в длинную, местами седую от снега чёрную стену. А впереди, чуть сбоку от дороги, замаячило небольшое, пока плохо различимое издалека строение – наверное, та самая мельница, словно осевшая в небольшие кустарники посреди длинной, время от времени исчезающей синеватой линии – небольшой речки. Чёрный лес за мельницей и чуть восточней, обзавёлся пушистой линией, мягко засветившейся на верхушках деревьев. С противоположной стороны лес всё ещё хмуро темнел… И Гароа припустил лошадь к мельнице, думая, что там надолго не задержится, а значит... Значит, перед глазами представала воображаемая дорога в даль, пока неизвестную, но такую привычную…

Он чуть приподнял плечи, ёжась от утреннего морозца и сильней запахивая на груди меховой плащ. И поймал себя на том, что постоянно смотрит не на приближающуюся к нему мельницу, а в сторону, на левый край леса. Когда же осознал своё инстинктивное внимание к этому уголку местности, то взглянул уже пристальней. И оторопел: пушистая, тёплая линия восхода, пробивавшаяся в эту часть леса медленно, но упорно, пропадала, сменяясь быстро растущей чернотой, вид которой заставил и сердце беспокойно биться, и тяжко дышать…

Когда до эльфа дошло, что темь эта не просто низкие тучи, которые мешают солнцу пробиться, он быстро произвёл лихорадочный расчёт: до крепости, до её спасительных стен, – две трети пути, считая путь от мельницы. Он стегнул лошадь и с места в карьер ринулся вперёд.

От мельницы ему навстречу ползли две подводы, гружённые мешками с мукой. До тревожного топотка его лошади возчики, одетые в длинные меховые плащи со стянутыми у горла капюшонами, дремотно покачивались, едва шевеля руками с поводьями. Но, чуть только расслышали, что к ним мчится кто-то, мгновенно ожили. Всё-таки народ здесь не слишком привык к мирной жизни.

- Разворачивайтесь! – завопил Гароа, утихомиривая бег своей лошади рядом с испуганным уже возчиком первой подводы. – Разворачивайте лошадей! Быстрей!

- Господин! – запричитал возчик, сидевший на второй подводе и уже по привычке беспрекословно повиноваться эльфам подбиравший поводья, чтобы «скомандовать» лошадям вернуться к мельнице. – За что? Почему?..

Но Гароа оборвал его крик.

- Назад, на мельницу! Иначе – смерть!

Оба возчика наконец сообразили глянуть туда, куда постоянно в тревоге оборачивался странный эльф. И истошно закричали, загикали на лошадей, беспощадно стегая их поводьями, чтобы развернуть обратно: времени, чтобы избавиться от подвод не было. Не слишком высоко взвился вокруг копыт и полозьев телег суховатый снег. Гароа направил свою лошадь параллельно с одной из подвод, продолжая с тревогой оглядываться на угрюмую темь, которая мерно приближалась, уже постепенно превращаясь в неровный, слегка кругловатый чёрный клин. Эльф был готов защищать этих людей, несмотря на их низшее положение. Впрочем, об их социальном положении он не думал, прекрасно понимая, что сейчас любая жизнь будет на вес золота. Больше думал о том, чтобы его лошадь не обгоняла гужевых лошадей подвод, а неслась на полголовы впереди, невольно дразня и вызывая даже в них, тяжеловесных, стремление догнать её.