Черная звезда на счастье

— И все такое, — кивнул он, не скрывая от нее ироничного огонька в глазах, хотя и заметил за собой повышенную вредность. Но против его ожиданий ее это снова не задело — наоборот, ее тонкое хорошенькое личико вытянулось, обнаружив искренние переживания:

— Но это же так опасно! Ты… ты довольно крупная мишень.

Ее слова заставили его покатиться со смеху.

— Так меня давно никто не оскорблял, — проговорил Тхорн, улыбаясь, и добавил, заметив непонимание в ее взгляде: Мишенью мы называем необученных новеньких мальчишек.

— Но я не это имела в…

— Я знаю. Просто шучу.

— Не знала, что ты умеешь шутить, — вырвалось у нее.

— Я кажусь угрюмым? — осведомился Тхорн с искренним интересом. Он понятия не имел, каким выглядит в ее глазах, даже после всех сканирований.

— Немного… не знаю.

Асхелека снова смутилась. Тхорн машинально оглянулся на окна родителей: темные. Они все еще стояли в саду, в темноте, и, несмотря на то, что ночной ветерок был теплым, она начала ежиться.

— Пойдем в гостиную, если спать еще не хочешь, — предложил он, неожиданно для самого себя. И она с готовностью согласилась.

Взглянув на часы, казалось, минут через пятнадцать, Тхорн с изумлением обнаружил, что вот-вот наступит рассвет. Они просидели в гостиной, потягивая разбавленный сяши, около трех часов. Все это время Асхелека с интересом слушала его рассказы о вылетах, контрактах, о его друзьях, о Сезаре и даже о политике. Она задавала такие вопросы, которые заставляли задумываться и совершенно по-другому смотреть на многие вещи.

Его юная собеседница обнаружила такой нетривиальный ум и такую начитанность, а также здравость суждений, что он даже не заметил, как беседа полностью поглотила его внимание, хотя в первые минуты думал, что не способен рядом с ней размышлять ни о чем. Кроме, разве что, того, как ярко и соблазнительно смотрятся красные волосы в свете лампы, и какой восхитительно округлой выглядит ее грудь под шелковой тканью домашнего линоса.

— Тебе же в школу через четыре часа, — спохватился он, когда уже было, в общем, поздно спохватываться.

— Досплю на первом уроке, — улыбнулась она. — Теория телепатии. Ужасно скучно.

— Ты не должна спать на теории, если хочешь добиться успехов в практике, — необдуманно заметил он, и улыбка соскользнула с ее лица.

— Надо мной все смеются, Тхорн. О каких успехах ты говоришь? — с легким упреком тихо спросила она.

Горечь, которую он почувствовал в ее эмоциях, встряхнула его как удар тока. И заставила почувствовать себя ужасно виноватым: за все время их четырехчасовой беседы он лишь рассказывал о себе и не задал ни единого вопроса о том, как живется ей. Тхорн не помнил, когда последний раз расслаблялся настолько, чтобы проявлять такой эгоизм.

Только маме обычно удавалось разговорить его. Как же Асхелека смогла добиться такого же результата? Возможно, разгадка таилась в неподдельном интересе в ее глазах — но не такого, как у его поклонниц. Одновременно она воспринимала многое критично, и своими вопросами побуждала его к пространным отступлениям и пояснениям, и даже каким-то новым выводам из, казалось бы, давно осмысленных и переосмысленных историй.

— А какие у тебя завтра уроки? — спросил он, поддаваясь внезапному порыву.

— После теории практика — полтора часа унижения, а потом история Горры — ее я знаю лучше других. По правде, знаю весь курс до конца года — довольно бессмысленный урок. Потом горианский — с ним тоже проблем нет. Это все.

Несмотря на то, что она уже нашла в себе силы шутить, Тхорн прекрасно чувствовал ее боль. Маленькая рыжеволосая девочка-отличница всерьез переживала о том, как сильно отстала от других.

— Как ты смотришь на то, чтобы прогулять школу?

— Шутишь?

— Нет.

Тхорн улыбнулся, оценив, как сильно заколотилось у нее сердце, и какой шквал позитивных эмоций она испытала разом: азарт, веселье, возбуждение — с переходом в восторг.

— Хочешь, чтобы твой отец меня отшлепал потом? — все же спросила она, засомневавшись.

— Он тебя пальцем не тронет. Тем более что виноват-то буду я.

— А как я сбегу?

— Прямо сейчас. Улетим на мой корабль.

— А утром он подумает, что я уже ушла.

— Точно. Иди к себе и возьми, в чем будешь спать. Через десять минут жду у выхода, — подмигнул он ей.

Четверть часа спустя он пристегнул ее к своей спине, и ее теплые хрупкие руки обхватили его за шею. Тхорн любил ночные полеты, а этим наслаждался особенно, даже не пытаясь обманываться на этот счет. За четверть часа он успел в полной мере прочувствовать все тепло и нежность ее тела, прижатого к нему, впитать весь ее тонкий аромат, прочувствовать каждый оттенок ее восторга от полета, ночи и… его близости. Он готов был поклясться, что на этот раз она уже что-то почувствовала — пусть еще не слишком осознанно, но она тоже получала удовольствие от соприкосновения с его телом. И пока ему этого вполне хватало.