— Тем не менее попытка имела место, — басил Громобой. — Убили моего посла, и это требует досконального выяснения всех обстоятельств.
— Тут я с тобой всецело согласен.
— Поэтому я собрал всех живущих в этом доме и намерен допросить их в соответствии с нашей исторически сложившейся демократической практикой. Нгомбванской, я имею в виду.
Аллейн, далеко не уверенный в том, что представляет собой эта практика, осторожно осведомился:
— Ты полагаешь, что виновный может находиться среди твоих домочадцев?
— Может быть, и нет. В таком случае… — Рокочущий голос внезапно стих.
— В таком случае? — подсказал Аллейн.
— В таком случае, дорогой мой, я рассчитываю на то, что ты и достойный Гибсон с тобой вместе поможете мне во всем разобраться.
Выходит, он уже распределил обязанности, подумал Аллейн. Громобой будет заниматься черными участниками событий, а он, Аллейн, и Скотленд-Ярд могут делать все, что им заблагорассудится, с белыми. Это и вправду приобретает сходство с вывернутым наизнанку апартеидом.
— Не мне тебе объяснять, — сказал Аллейн, — что наши официальные лица — на всех уровнях — очень озабочены случившимся. В особенности встревожена Специальная служба.
— Еще бы! — радостно произнес Громобой. — Понасажали громил под каждый куст, и на тебе!
— Ну хорошо. Очко в твою пользу.
— И все же, дорогой мой Рори, если убийца и вправду метил в меня, следует сказать, что я обязан жизнью тебе.
— Чушь.
— Ничуть не чушь. Простая логика. Ты толкнул меня в кресло, а бедняга посол тем временем размахивал руками и выглядел совершенно как я. Ну и — блям! Да-да-да. В этом случае я обязан тебе жизнью. Я не пожелал бы оказаться в подобном долгу ни перед кем, кроме тебя, — перед тобой же я с охотой его признаю.
— Ничего подобного, — испытывая крайнее смущение, сказал Аллейн. — Вполне возможно, что мое вмешательство было просто-напросто проявлением бессмысленной и беспардонной настырности. — Он поколебался и в порыве вдохновения добавил: — Как говаривали мы в «Давидсоне». — И поскольку добавление имело явный успех, поспешил продолжить: — Если следовать твоим рассуждениям, ты можешь с таким же успехом заявить, что именно я повинен в смерти посла.
— Это, — откликнулся Громобой, — совсем другой коленкор.
— Скажи, — спросил Аллейн, — у тебя есть какая-либо теория насчет того пистолетного выстрела?
— А! — мгновенно откликнулся президент. — Пистолет! Так вы нашли оружие?
— Нет. Я назвал его пистолетом предположительно. Револьвер. Дробовик. Автоматическая винтовка. Все, что хочешь. С твоего разрешения мы поищем его.
— Где?
— Ну… в парке. В озере, например.
— В озере?
Аллейн коротко изложил ему рассказ миссис Кокбурн-Монфор. Громобой, как выяснилось, достаточно хорошо знал Кокбурн-Монфоров и даже работал с полковником в пору создания нгомбванской армии.
— Толковый был работник, — отметил Громобой, — но, к несчастью, начал попивать. А жена его попросту распустеха, как мы выражались когда-то.
— Она уверяет, что мужчина в уборной был черным.
Последовала долгая пауза.
— Если это так, я его найду, — наконец сказал президент.
— Дома он определенно не покидал. За всеми выходами наблюдали очень внимательно.
Если Громобой и ощутил соблазн отпустить еще одно замечание по поводу методов мистера Гибсона, то подавил его.
— А вообще-то это правда? — спросил он. — Я о метком стрелке. Он действительно стрелял в меня и промахнулся? У вас есть доказательства?
— У нас вообще нет доказательств чего бы то ни было. Скажи, ты доверяешь — абсолютно доверяешь своему копьеносцу?
— Абсолютно. Однако я допрошу его так, как если б не доверял.
— Ты не позволишь… мне очень неловко просить тебя — не позволишь мне поприсутствовать? На вашем собрании?
На миг ему померещилось, что Громобой намерен ответить отказом. Но нет, он взмахнул своей огромной лапищей.
— Конечно. Конечно. Но только, Рори, дорогой, ты же не поймешь ни единого слова.
— Ты знаешь Сэма Уипплстоуна? Из МИДа, он недавно ушел в отставку.
— Я знаю о нем. Разумеется. У него обширные связи в моей стране. Но до сегодняшнего вечера мы не встречались. Он был среди приглашенных. И сейчас где-то здесь ходит с твоим Гибсоном. Никак не пойму зачем.
— Это я попросил его прийти. Он свободно говорит на вашем языке, и он мой близкий друг. Ты не разрешишь ему посидеть среди вас вместе со мной? Я буду очень благодарен.
«На сей раз, — подумал Аллейн, — меня и вправду ожидает отповедь». Однако он снова ошибся, ибо после ничего хорошего не предвещавшего молчания Громобой сказал:
— Это не очень удобно. Люди, не занимающие официального положения, на расследования подобного рода не допускаются ни под каким видом. Да и разбирательства наши никогда не бывают публичными.
— Я даю тебе слово, что оно и на этот раз публичным не станет. Уипплстоун — сама скромность, я готов за него поручиться.
— Готов?
— И готов, и ручаюсь.
— И прекрасно, — решился Громобой. — Но только никаких Гибсонов.
— Договорились. И все же почему ты так взъелся на бедного Гибсона?